Я молчу несколько долгих секунд, думая о том, что и как лучше сказать, чтобы оправдать ожидания Спицы. В этот момент она смотрела на меня так внимательно, как маленький ребёнок смотрит на свою мать в ожидании вкусной конфеты. Хотя, едва ли я что-то понимаю в матерях. В домашнем насилии — да, а в остальном…
— Так же, как и везде. Ничего особенного.
Получается слишком резко и как-то грубо. Совсем не так, как я планировала ответить. И совсем не то. Видя, как поникает Спица, я тут же стараюсь исправиться, жмурюсь, чтобы во всех красках представить мальчиков и их коридоры, Кофейник и всё-всё, что их окружает, чтобы рассказать об этом ей.
— У них очень яркие стены, — начинаю я, старательно не замечая того, как Спица вздрагивает от моих слов, — совсем не такие, как у нас. Что-то вроде газеты и картинной галереи вместе. У них есть Кофейник, и там кофе намного лучше того, что дают в столовой. Думаю, кто-то из мальчишек овладел умением отменно его говорить, узнать бы ещё, кто. А ещё…
Я рассказывала очень долго и очень много, иногда вдаваясь в тысячу ненужных подробностей. От меня Спица узнала и о Фазанах, и о Крысах, и даже о Бандерлогах. Я рассказала ей о Стервятнике и Рыжем, о Сфинксе и Слепом, обо всех, кого я самого детства считаю друзьями. Спица слушала внимательно, не перебивала, а местами даже прикрывала глаза. В такие моменты я позволяла себе улыбнуться, надеясь на то, что она не заметит моей улыбки.
Так, прямо на полу, в обнимку с остывшими чашками чая, за разговорами о соседнем крыле мы провели несколько часов. Щеки Спицы уже не горели, но глаза всё ещё поблескивали, и от этого она казалась симпатичнее. В один момент у меня появилось резкое желание подскочить на ноги, поманить Спицу рукой и отвести её в это крыло, всё там показать и ещё раз рассказать, но потом я во всех красках представила осуждающий взгляд Сфинкса, разочарованный — Стервятника, и то, как мне влетит от Слепого, и поспешно от этой идеи отказалась.
Вместо этого, когда моя соседка отправилась к Рыжей и Русалке относить им чайник, я спешно выскочила из комнаты, даже не попрощавшись. Мне нужно было увидеться с Джеком, не хватало ещё, чтобы Спица увязалась за мной.
Вхожу в Третью, предварительно постучавшись, хотя прекрасно понимаю, что могу смело входить и без стука, потому что Стервятник и его дети настолько привыкли ко мне, что считают частью своего Гнезда. Наверняка, если вдруг я у них поселюсь, никто и не заметит. Красавица приветливо машет мне рукой, а я только улыбаюсь ему уголками губ и натыкаюсь на желтые глаза Птичьего Папы.
— Птенчика здесь нет, — сообщает он, не сводя с меня глаз и практически не мигая, словно читает мои мысли и уже знает, для чего я сюда пришла. Хотя, разве я бы могла прийти по другому поводу?
Я отворачиваюсь от него, сама не зная, почему, стараюсь скрыть своё недовольство, делая вид, что рассматриваю дверной проём, и слышу, как Стервятник слезает со стремянки и с тихим цоканьем приближается ко мне. Стук его трости отличается от стука костыля Джека, и меня слегка передёргивает. Терпеть не могу этот звук.
— Мы можем поговорить наедине? — всё ещё стоя лицом к двери, я слышу Стервятника над самым ухом и аккуратно киваю. Мы выходим из Третьей и направляемся к окну. К тому самому подоконнику, на котором я всегда сижу, если прихожу к Стервятнику ночью. Едва ли это можно назвать местом для разговоров наедине, но Большая Птица останавливается, и я вместе с ним.
Пару секунд мы стоим молча, и я замечаю, как Стервятник косится на стену, очевидно, переглядываясь с Тенью. Я никогда его, Тень, не видела, скорее, чувствовала и знала, что он здесь. Не быть здесь он просто не может. Мы всё ещё молчим, а я невольно прокручиваю в голове разговор со Спицей. Интересно, Стервятник бы рассердился, если бы я привела её к ним в крыло? Я тихо вздыхаю, стараясь отогнать от себя эти мысли, чем привлекаю внимание Стервятника.
— Я волнуюсь за него, — говорю настолько тихо, что, кажется, сама бы и не расслышала, если бы не знала, что именно говорю. Но Стервятник слышит всё, каждое слово.
— Я тоже волнуюсь. Я теряю над ним контроль.
Это совсем не то, что мне хотелось бы слышать. Голоса начинают тихо ехидничать, а я, то ли, чтобы успокоиться, то ли, чтобы заглушить их, прикусываю палец. Этот жест не укрывается от моего собеседника, и он уже собирается протянуть ко мне руку, но вовремя останавливается. Не время и не место.
Я оглядываюсь по сторонам, стараясь убедиться в том, что в этот раз у нашего разговора нет ненужных свидетелей. Хотя, это и не требуется — на меня даже не оборачиваются, потому что все уже успели привыкнуть к моему постоянному нахождению у дверей Третьей.
— Где он сейчас?
— Откуда мне знать? — Стервятник только пожимает плечами, а мне хочется взвыть от безнадёжности, — я всего лишь Вожак, он не считает нужным рассказывать мне, куда и с кем ходит.