Напиши себе некролог

– Я не выдержу огласки, – прошептала ему Капа.

– Огласки и не будет. Пятибрюхову ведь она тоже не нужна. Отправим ему письмо с требованиями.

– Я ничего писать не буду.

– Правильно, полиция перлюстрирует почту, – согласился с ней отец Илларион.

– Я сама отвезу письмо Пятибрюхову и вручу лично, – пообещала Тарусова.

– Лучше…

Капа взяла ридикюль и вытащила оттуда «красненькую»:

–То самое сердечко, чернилами нарисованное, ему как доказательство предъявите.

14 июня 1871 года, понедельник

Ливень прекратился только к утру. Из Одинцова Сашенька добралась до Химок, оттуда по чугунке до Каланчевской площади, где наняла извозчика до Замоскворечья. Ни тетушки, ни Володи дома не оказалось.

– Убыли рано утречком в Троице-Сергиеву лавру, – сообщил княгине слуга Анисьи Ивановны.

– Как? Без моего разрешения?

– Ждали вас вчера целый вечер. Но раз не приехали, решили время не терять.

Сашенька была вне себя от злости. Потерять целый день из-за своеволия тетушки? Но что поделать?

Княгиня надеялась, что Анисья Ивановна с Володей вернутся в Москву тем же вечером, но тщетно.

– Меньше чем на неделю хозяйка в Лавру не ездит, – сообщил ей слуга за ужином, подливая в рюмку зубровку. – Пока всех старцев не посетит, домой не вернется....

Следующим утром Сашенька села в вагон курьерского поезда. Решила, что вернется за Володей, когда переделает дела.

Глава десятая

16 июня 1871 года, среда

Мандраж мучает актеров только перед премьерой. Но если та пройдет успешно, то волноваться больше и не надо, на всех последующих представлениях овации гарантированы. А свою премьеру в трактире Бусыгина Артюшкин отыграл на отличку.

– Надеюсь, тебе завтра снова позволят выиграть, – предположил заскочивший к нему накануне следующего похода в трактир Яблочков. – Чтобы ты расслабился окончательно.

– И сколько? Опять два рубля? Хотелось бы больше.

– Но если вдруг…

И Арсений Иванович принялся рассказывать, как следует действовать, если возьмут в оборот. Однако Артюшкин слушал вполуха. Уж больно хотелось ему еще разок выиграть хоть и пару рублей.

Сходив с утра в баню, он отправился в Коломну. В трактире его сразу проводили в кабинет. Но сегодня почему-то там играли не на деньги, а на «кукареку» из-под стола:

–Уж больно ты везуч, – объяснил причину Макар Фотиевич. – Без штанов в прошлый раз всех оставил.

– Лучше я петухом покричу, чем голодать потом всю неделю, – вторил ему Пронька, светловолосый худощавый парень с мелкими, словно у мышки, зубами.

– Ты наши картишки насквозь зыришь, я сразу тебя раскумекал, – заявил Артюшкину игрок, которого из-за прокуренного голоса все звали Хриплым.

– Я тогда в другой трактир пойду, – решительно сказал Артюшкин, вставая. – От ваших «кукареку» мне ни холодно, ни жарко.

– Постой, – остановил его Хриплый. – Ежели винцом угостишь, так и быть, сыгранем на интерес.

– Но только по маленькой, – Макар Фотиевич высыпал на стол пригоршню полушек[72]. – Сам видишь, как бедствую.

– И пожрать закажи, – велел Пронька, тоже доставая мелочь.

И игра пошла. Артюшкину по-прежнему везло, горка меди перед ним росла и росла. А вот Пронька постоянно проигрывал. После очередного фиаско даже с кулаками полез, но почему-то не к Артюшкину, который его обыграл, а к Коляну, угрюмому детине с огромными кулаками, полчаса назад присоединившемуся к «обчеству». В игре он не участвовал, просто стоял за Пронькой и наблюдал.

– Я из-за тебя продул! Ты меня сглазил, – набросился на Коляна проигравший.

Тот сперва хлопнул ему по ушам обеими руками, а потом с разворота двинул в левую скулу. Пронька, взвизгнув, отлетел в угол. А Колян занял его место за столом.

– Сдавай, – велел он Хриплому.

– Пардоньте, но мне пора, – встал Артюшкин.

С Коляном ему играть не хотелось. Потому что взгляд у него недобрый. Еще покалечит, ежели проиграет.

Макар Фотиевич, сидевший рядом с Артюшкиным, дернул его за сюртук:

– Поздно тебе уходить, раздача уже пошла. Сыграй разок и пойдешь.

Артюшкину пришлось сесть обратно. Колян кинул на середину стола две копеечные монеты.

– Отвечаешь? – спросил он у актера.

– Удваиваю, – Артюшкин отобрал из горсти меди, лежавшей перед ним, четыре копейки и двинул их к ставке Коляна. А остаток своего выигрыша тут же рассовал по карманам, чтобы после розыгрыша, не мешкая, уйти.

– А ты, асессор? – спросил Колян у Александрийского. – Подымешь ставку?

– Нет, нет, я пас, – развел руками Макар Фотиевич.

– Хриплый?

– Тоже.

Хриплый раздал сделавшим ставку игрокам по четыре карты. Артюшкин аккуратно заглянул в свои: туз и три короля. Сорок одно. Он опять выиграл!

– Прикупить никто не желает? – спросил раздающий.

Соперники помотали головой.

– Тогда вскрывайте.

Артюшкин быстро перевернул свои карты.

– Но почему у актера одни короли с тузами? – покачал головой Макар Фотиевич.

Колян открывал свои медленно. Туз, еще туз, король.

– Ну же, ну, – торопил его Александрийский. Колян перевернул последнюю. Туз! Сорок три!

– Везет же, – с завистью сказал Хриплый.

– Что ж, поздравляю, – встал Артюшкин. – Засим позвольте раскланяться.