— Бонапарт, все эти годы я только наполовину верил в тебя. С сегодняшнего дня я твой сторонник. Можешь рассчитывать на меня: я напишу Директории как надо. Отныне у нас с тобой одна судьба. Я убеждён: нет ничего, что ты не смог бы сделать, нет такой высоты, которая была бы тебе не по плечу. Ну, а сейчас, — добавил он с неприятным смехом, — мы как следует потрясём эту «прекраснейшую Италию» и начнём с Лоди. В здешнем кафедральном соборе хранится множество ценностей — так же, как и в других храмах. Но в первую очередь я хочу наложить руки на местный ломбард, где все эти синьоры закладывают своё серебро и драгоценные камни, а богачи — и приданое дочерей. Когда мы прибудем в Милан, то найдём там неизмеримо больше. Мы осыплем золотым дождём этих мошенников из Люксембургского дворца. Тогда они не посмеют вмешиваться в твои дела. А ты как думал, товарищ? Теперь мы будем вместе ковать своё счастье!
Отвратительная неразборчивость Саличетти (этот человек жил только ради денег) покоробила Бонапарта. И это в такой момент! Сам он думал только о славе — славе, которую наконец-то завоевал. Но в словах этого ловкача, некогда сторонника террора, была доля правды. Сейчас Саличетти мог оказаться полезным как никогда: возможно, Директория уже начинала побаиваться его побед и его известности. Конечно, Саличетти был негодяем, но мир полон негодяев. Нужно принимать людей такими, как они есть, и использовать их. Однако пусть гражданин Саличетти знает, что его место во втором ряду.
Было уже совсем темно, когда они спустились с моста и поднялись по склону крутого холма в Лоди. Их встретил кавалерийский офицер и проводил до самой штаб-квартиры. Бертье облюбовал для этой цели палаццо Питолетти.
На тёмной средневековой площади Саличетти распрощался с ним.
— Спокойной ночи, генерал! Приятного сна! — Он вновь засмеялся, и вновь неприятно. — А я ещё не собираюсь ложиться. Хочу немедленно взяться за реквизицию, пока эти синьоры не припрятали свои сокровища!
Бонапарт был рад избавиться от него. Саличетти был просто разбойником, не имевшим никакого понятия о славе.
Он поужинал вместе с Бертье и его радостно оживлённым штабом. Дворец Питолетти был огромен. (Приписанная к штабу кавалерия живописно расположилась в его внутреннем дворе с колоннадой эпохи Возрождения). Во время ужина в палаццо прибыла депутация от местного епископа. Епископ покорнейше просил генерала оказать ему честь и прибыть завтра на обед. Впервые в жизни его приглашали на обед к епископу. Он даже и не видел ни одного из них со времён Революции. Его солдаты — все как на подбор санкюлоты, атеисты и отчаянные республиканцы — не преминули бы ответить на это приглашение оскорблением. Но ему предстояло править Ломбардией — Ломбардией, которую подарила ему сегодняшняя победа. Бонапарт не испытывал ненависти к епископам. Он принял приглашение с изысканной вежливостью.
После ужина он оставил Бертье копаться в бумагах и поднялся в приготовленную для него комнату, озарённую множеством свеч. Ему нужно было побыть одному. Сегодня вечером он был странно беспокоен и напряжён. Дневное возбуждение ещё не совсем оставило его. Сейчас он мог предаться своему обычному занятию. Ночь ещё только начиналась. Как бы то ни было, а измученным отрядам завтра придётся отдохнуть. Генерал стоял перед зеркалом и рассматривал своё отражение, озарённое свечами. Он был измождён ещё сильнее, чем обычно, волосы свисали на щёки, в глазах горело мрачное, лихорадочное пламя. Но он по-прежнему выглядел мальчишкой. Таков был человек, который сегодня совершил славный подвиг. Человек, которого живущая в далёком Париже легкомысленная Жозефина, наверно, уже давно забыла. Эта мысль причинила ему боль.
Он запретил себе думать об этом и подошёл к высокому окну, выходившему на балкон. Выбравшись наружу, он облокотился об украшенную скульптурами балюстраду. Было приятно побыть одному в тишине. Майская ночь так тепла... Раскинувшееся над головой тёмное небо было усеяно мириадами звёзд. Другой берег реки был озарён пламенем лагерных костров. Около них веселились солдаты, пили итальянское вино и хвастались совершенными сегодня подвигами. (Они прозвали его своим Маленьким Капралом. Это всё ещё грело его душу). Что ж, им было чем похвастаться.