Наполеон

Иногда император прибегал к весьма сомнительным хитростям: «Отдайте приказ, чтобы всех тяжелораненых русских перевезли к Вене. Я хочу показать этому великому городу, какие огромные потери понесли русские. Немедленно предупредите санитарные власти. Ни одного француза либо австрийца не должно быть в госпиталях».

Чтобы удивить Европу и поразить весь мир, Наполеон придумал эффективный способ визуального оповещения. Со времен Консульства он выбрал для себя своеобразный облик: небольшая шляпа и серый сюртук. Этот простой и строгий костюм имел то преимущество, что был мгновенно узнаваем среди офицеров в изысканных костюмах (с галунами и плюмажами). Поскольку большинство офицеров высшего состава в его армии носили треуголки с перьями «столбом», то есть стоящими перпендикулярно плечам, Наполеон решил носить треуголку «под углом», сдвинутой на затылок, чтобы перо оказалось параллельно плечам.

Хотя во время своей коронации Наполеон и заявил, что считает себя наследником «не Людовика XVI, а Карла Великого», он все же выбрал титул императора, и скорее не на том основании, что он прибавил новые территории к завоеваниям Рима или Карла Великого, а потому что хотел основать новую, не королевскую, наследственную династию: «Я не хочу ни от кого происходить». Он не ограничился только титулом, он также разрабатывал герб своей империи — важный элемент для обеспечения эффективности работы средств массовой информации. В вопросе выбора рисунка для герба его советники разошлись во мнениях: Камбасерес предложил пчел, символ трудовой активности, Дюрок предпочел мирный дуб, а Лебрен — цветок лилии, Крете предлагал то орла, то льва, то слона. Государственный совет утвердил петуха, а сам Наполеон остановил свой выбор на льве. 10 июля 1804 года он пересмотрел свое решение и выбрал орла, ссылаясь на орла империи Каролингов. По совету первого директора Лувра Денона, Наполеон решил остановиться на таком изображении герба: «на лазурном поле золотой античный орел, изрыгающий молнии». Он довольно сильно отличался от орлов, изображенных на гербах Австрии, России, Пруссии и даже Соединенных Штатов Америки. Наполеон тут же приказал поместить имперского орла на вершину древка знамен всех полков.

В деле политической рекламы Бонапарт придерживался основного принципа, о котором он заявил в 1804 году на Государственном совете: «Мы призваны управлять общественным мнением, а не обсуждать его». Еще во время своей первой, итальянской, кампании Бонапарт понял, какое важное значение имеет пресса. В июле 1797 года он учредил две газеты под названиями «Курьер итальянской армии» и «Вид на Францию из Италии». Эти средства массовой информации, финансируемые из его военных трофеев, распространялись по всей Франции, чтобы рассказывать о подвигах доселе никому не известного генерала. Сам Бонапарт так характеризовал возможности прессы: «Она летит, как молния, и поражает, как удар грома». Как руководитель, заботящийся о своем имидже, он три раза переделывал официальные отчеты о битве при Маренго, чтобы первоначально описанное в них поражение приняло вид давно задуманного отступления.

После итальянской кампании Бонапарт предпринимает поход в Египет, задуманный как грандиозная операция политического маркетинга, которая должна была поддержать его имидж, пока он сам выжидал подходящий момент для захвата власти. Он сам дает названия своим сражениям (сражение под Пирамидами; при Назарете или Мон-Табо), а также расцвечивает свои выступления фразами типа: «Сорок веков смотрят на вас с высоты этих пирамид».

Также в Египте Наполеон начинает пропаганду, направленную против Англии, и этот факт умножил обвинения, которые выдвигали против корсиканского «крокодила» его противники. Они называли его кровожадным и вероломным руководителем. В своих памфлетах, например, они обвиняли французскую армию в том, что при взятии Яффы в марте 1799 года были убиты более 2500 пленных воинов. «Коварный Альбион» не стеснялся в выборе средств борьбы с Наполеоном, иногда они были более чем странными. Например, Бонапарт отослал во Францию мужа своей любовницы Полины Фуре. Каково же было его удивление, когда через некоторое время он увидел его снова в своем лагере. Англичане, перехватившие его по дороге, заставили его вернуться в Египет!