Наполеон

По отношению к населению оккупированных стран Наполеон руководствовался одним правилом: «Тот, кто управляет, должен действовать энергично, но без фанатизма, иметь принципы без примеси демагогии и строгость без жестокости». Он знал простой способ, как добиться этого: «Надо найти подходящий тон для того, чтобы люди повиновались, а повиноваться — значит бояться». В своем обращении он предлагал кнут или пряник: «Народы Египта! Трижды будет счастлив тот, кто останется с нами. Их ждет процветание и в богатстве, и в чинах. Счастливы те, кто будет с нами! У них будет время нас узнать, и они примкнут к нашим рядам. Но горе! Горе, горе и горе тем, кто с оружием в руках станет на сторону мамелюков и пойдет сражаться с нами. Для них не останется никакой надежды; они погибнут». Впрочем, он отмечал, что «меня считают жестким, даже жестоким. Тем лучше, это избавит меня от необходимости быть таким». Как бы то ни было, речь шла не только о том, чтобы заставить себя бояться, но также и о том, чтобы заручиться поддержкой и уважением, не прибегая к репрессивным мерам и к мести. Добиваясь этого, он старается поддержать свой имидж «колонизатора», чтобы выглядеть в глазах египтян справедливым правителем, уважающим местные верования и обычаи: «Все те, кем я руковожу, — все они мои дети». Трудясь над своим имиджем, Наполеон нисколько не сомневался в своей способности привлечь египтян: «Люди везде одинаковы. Если их оковы покрыты золотом, они не перестают чувствовать себя рабами». Попросив ученых о том, чтобы они рассказали ему об арабо-мусульманских обычаях и традициях, он хотел накопить достаточно знаний в этой области для того, чтобы каждое его политическое решение, любое административное действие убеждало всех в том, что французская армия уважает ислам. Стараясь всеми доступными способами завоевать уважение немногочисленного египетского населения, которое он отделял от «мамелюков-оккупантов», он приказывал переводить на арабский язык каждый свой указ или обращение. Монталиве записал рассказ Наполеона о том, как он, «не жалея времени и терпения, с большой находчивостью» сумел примирить египтян с тем фактом, что французские солдаты пьют вино, которое ислам запрещает. «Я жил в мусульманской стране, моей армии необходим был контакт с местными жителями. Я собрал шейхов и сказал им: „Моя армия и я хотим стать мусульманами, но мы не хотим подвергнуться обряду обрезания, и мы хотим пить вино; можно ли это совместить?“ Они ответили, что по такому важному вопросу нужно собирать совет. Я разрешил им собраться в большой мечети. Пришло огромное количество народу, разгорелась очень жаркая дискуссия, они разломали скамьи и стали бросать обломки друг в друга. Понемногу все успокоились, и депутаты пришли мне сообщить, что непроведение обряда обрезания — это большое нарушение, но оно не мешает быть мусульманином, — но те, кто пьет вино, будут прокляты. Я ответил им, что последний пункт мне не подходит, еще я сообщил, что уезжаю на две недели в экспедицию. Я посоветовал им собраться снова и пересмотреть пункт, касающийся употребления вина. Последовали новые споры, новые громы и молнии, наконец все успокоились. Я приехал, и мне сообщили, что после более глубокого изучения вопроса они пришли к мнению, что можно разрешить пить вино, но, поскольку каждая выпитая бутылка — это грех, его надо искупать каким-нибудь добрым делом». Это решение относительно вина было очень важным, так как, по словам Наполеона, оно позволило египетским военачальникам вступать во французскую армию: «Итак, мы пришли к согласию, и я пообещал, что мы станем мусульманами. Еще я добавил, что для того, чтобы отпраздновать это событие, нужно построить монумент, и в честь этого будет воздвигнута великолепная мечеть. В самом деле, я утвердил план строительства, был заложен фундамент, выделены средства в размере 60 000 франков, военачальники поклялись мне в верности, народ выразил свою преданность, и моя мечеть, ставшая для меня так называемым холстом Пенелопы, дала мне время для возведения нерушимого здания». На острове Святой Елены, в каком-то разговоре, когда коснулись темы ислама, Наполеон заметил: «Я просто сказал, что мы — друзья мусульман и что я уважаю пророка Магомета. Это была чистая правда, я и сейчас его уважаю». Султан Мехемет Али оценил уважение, проявленное французами к исламской культуре, а также заслуги генерала Бонапарта перед египетским народом и подарил в 1836 году Франции обелиск Луксора, который был установлен в Париже, в центре площади Конкорд (Согласия). Вообще, Париж довольно небрежно отнесся к памяти Наполеона I, который сделал не меньше для обновления городского хозяйства, чем его племянник Наполеон III.