Представитель Франции особо указывал конгрессу, что если достославному изгнаннику наскучит его ссылка, он сможет за четыре дня доплыть до Неаполя, а оттуда, с помощью своего зятя Мюрата, все еще правящего там, во главе армии вторгнуться в провинции Северной Италии, и без того недовольные, первым же своим призывом поднять их на восстание и, таким образом, возобновить смертельную борьбу, которая только что с трудом закончилась.
Чтобы обосновать такое нарушение договора Фонтенбло, в качестве довода приводилась переписка генерала Эксельманса с королем Неаполитанским, только что перехваченная и заставлявшая подозревать явный заговор, центр которого находился на острове Эльба, а ответвления тянулись в Италию и во Францию.
Подозрения эти вскоре подкрепились, когда в Милане был раскрыт другой заговор, к которому оказались причастны несколько генералов бывшей Итальянской армии.
Австрия тоже с определенным беспокойством взирала на это опасное соседство; впрочем, «Аугсбургская газета», ее официальный орган, открыто высказалась на сей счет; в ней можно было прочесть буквально следующее:
Но, несмотря на общее убеждение, конгресс не осмелился, основываясь на столь слабых доказательствах, принять решение, которое оказалось бы в явном противоречии с принципом сдержанности, так высокопарно высказанным союзными монархами, и, дабы это не выглядело нарушением существующих договоренностей, постановил сделать Наполеону соответствующие предложения, постараться убедить его добровольно покинуть остров Эльба и лишь в случае его отказа употребить силу.
Тотчас же занялись выбором другого местопребывания.
Была названа Мальта, но Англия увидела нежелательные последствия такого выбора: из пленника Наполеон мог превратиться в великого магистра.
Англия предложила остров Святой Елены.
Первая мысль Наполеона заключалась в том, что подобные слухи распространяют сами его враги, имея целью довести его до какого-нибудь отчаянного поступка, который позволит им нарушить данные ему обещания.
И потому он незамедлительно отправил в Вену скрытного, ловкого и преданного агента, поручив ему разузнать, насколько можно доверять полученным сведениям.
Человек этот был рекомендован принцу Евгению Богарне, который, пребывая тогда в Вене и входя в ближайшее окружение императора Александра, должен был знать о том, что происходит на конгрессе.
Вскоре агент раздобыл все необходимые сведения и доставил их императору.
Кроме того, он организовал действенную и надежную переписку, посредством которой Наполеон должен был быть в курсе происходящего.
Помимо этой переписки с Веной, Наполеон сохранял связи и с Парижем, и каждое приходившее оттуда известие указывало ему на сильное недовольство политикой Бурбонов.
И вот тогда, поставленный в это двойственное положение, он начал обдумывать грандиозный план, который вскоре ему удалось привести в исполнение.
Наполеон сделал в отношении Франции то же, что прежде сделал в отношении Австрии.
Он послал в Париж эмиссаров, снабженных тайными инструкциями, и поручил им удостовериться как можно точнее в правдивости поступавших оттуда вестей, а также наладить, если потребуется, тайные связи с теми из его друзей, которые остались ему преданы, и с теми военачальниками, которые, оказавшись самыми обиженными, должны были быть самыми недовольными.
По возвращении эмиссары подтвердили правдивость известий, которым Наполеон не решался верить; одновременно посланцы вселили в него уверенность, что в народе и в армии царит глухое брожение, что все недовольные, а число их огромно, обращают свой взор на него и молят о его возвращении; и, наконец, что взрыв неизбежен и что Бурбоны не смогут долго бороться с ненавистью, вызванной неспособностью и недальновидностью их правительства.
Итак, сомнений более не оставалось: с одной стороны — опасность, с другой — надежда: вечная тюрьма на скале посреди океана или мировая держава.
Наполеон принял решение с присущей ему быстротой: менее чем за неделю все было им продумано.
Речь шла лишь о том, чтобы заняться подготовкой задуманного предприятия, не возбуждая подозрений английского комиссара, на которого была возложена обязанность посещать время от времени остров Эльба и под косвенный надзор которого были поставлены все действия бывшего императора.