Наполеон. Дорога на Варенн

Одним из его главных распоряжений был трехдневный запрет на выход из порта всех стоявших там кораблей; эта мера, распространявшаяся даже на самые малые суда, была немедленно приведена в исполнение.

Затем, поскольку брига «Непостоянный» и шебеки «Звезда» для перевозки всего войска было недостаточно, состоялись переговоры с капитанами трех или четырех торговых судов, выбранных среди лучших парусников.

В тот же вечер все сделки были заключены и суда предоставлены в распоряжение императора.

В ночь с 25 на 26 февраля, то есть с субботы на воскресенье, Наполеон созвал главное начальство острова и его самых именитых жителей и составил из них нечто вроде регентского совета; затем, назначив комендантом Эльбы полковника национальной гвардии Лапи, он вверил оборону острова его жителям, препоручив им свою мать и сестру; наконец, не уточняя цели намеченной им экспедиции, он заверил собравшихся в ее успехе, обещал, в случае войны, прислать помощь для защиты острова и приказал им ни в коем случае не сдавать его никакой державе, если на то не будет исходящего лично от него распоряжения.

Утром он отдал последние распоряжения, касающиеся дома, простился с семьей и приказал начать посадку на суда.

В полдень прозвучал сигнал общего сбора.

В два часа пополудни последовал сигнал сбора в батальоны.

Именно тогда Наполеон лично объявил своим старым товарищам по оружию, к каким новым поприщам он их призывает.

Едва прозвучало имя Франции и появилась надежда на скорое возвращение на родину, раздались восторженные крики, потекли слезы: солдаты разомкнули ряды, бросаясь в объятия друг друга, бегая как безумные и падая на колени перед Наполеоном, словно перед божеством.

Мать императора и принцесса Полина со слезами на глазах смотрели на эту сцену, глядя из окон дворца.

В семь часов вечера посадка на суда была завершена.

В восемь часов Наполеон сел в порту на шлюпку и несколько минут спустя был уже на борту «Непостоянного».

В то мгновение, когда он ступил туда, послышался пушечный выстрел: это был сигнал к отплытию.

Тотчас же маленькая флотилия снялась с якорей и при достаточно свежем юго-юго-восточном ветре покинула рейд и вышла из залива, взяв курс на северо-запад и следуя на некотором отдалении от берегов Италии.

В то самое время, когда флотилия готовилась к отплытию, в Неаполь и Милан выехали эмиссары, а один из высших офицеров направился на Корсику, чтобы попытаться поднять там восстание, которое подготовило бы императору убежище в случае неудачи во Франции.

На рассвете 27 февраля все поднялись на палубу, чтобы удостовериться, какой путь проделан за ночь.

Однако они были жестоко ошеломлены, когда стало понятно, что пройдено от силы шесть льё: стоило флотилии обогнуть мыс Сант’Андреа, как ветер стих, а за этим последовал безнадежный штиль.

Когда солнце осветило горизонт, на западе, у берегов Корсики, был замечен французский крейсерский отряд, состоявший из двух фрегатов: «Королевской лилии» и «Мельпомены».

Это зрелище посеяло тревогу на всех судах; на бриге «Непостоянный», где находился император, она была столь велика, положение казалось столь критическим, а опасность — столь неминуемой, что был поднят вопрос, не повернуть ли обратно в Порто Феррайо и дожидаться там попутного ветра.

Однако император тотчас пресек все обсуждения и сомнения, приказав продолжить путь и пообещав, что штиль скоро прекратится.

И в самом деле, ветер, словно подчиняясь его приказам, около одиннадцати часов утра стал крепчать, и в четыре часа пополудни они были уже на широте Ливорно, между островами Капрайя и Горгона.

Но в этот момент новая тревога, еще более серьезная, чем первая, охватила всю флотилию: примерно в пяти льё к северу, с подветренной стороны, был внезапно замечен какой-то фрегат; одновременно у берегов Корсики появился другой; наконец, в отдалении замаячил еще один военный корабль, который шел, подгоняемый ветром, прямо на флотилию.

На увертки не оставалось времени, следовало немедленно принять решение: близилась ночь, и под покровом темноты еще можно было ускользнуть от фрегатов; однако военное судно по-прежнему приближалось и вскоре удалось различить в нем французский бриг.

Первая мысль, пришедшая тогда в голову всем, заключалась в том, что их рискованное предприятие раскрыто или предано и что они вот-вот окажутся лицом к лицу с превосходящими силами.

Один только император утверждал, что лишь случай свел вместе эти три судна, посторонние друг другу, в позиции, казавшейся враждебной, ибо был уверен, что подготовленную в такой секретности экспедицию не могли предугадать настолько вовремя, чтобы бросить на ее преследование целую эскадру.

Несмотря на эту убежденность, император приказал открыть пушечные порты и решил, что в случае атаки следует пойти на абордаж, поскольку им владела уверенность, что со своим экипажем из закаленных солдат он с ходу захватит бриг и сможет затем спокойно продолжить путь, скрывшись от преследования фрегатов посредством осуществленного в темноте поворота на сто восемьдесят градусов.