часть свиты императора;
графиня Бертран с дочерью Гортензией в коляске, запряженной двумя лошадьми, ведомыми под уздцы слугами, которые шли со стороны обрыва;
лошадь императора, ведомая под уздцы его конюшим Аршамбо;
морские офицеры, пешком и верхом;
штабные офицеры, верхом;
генерал Коффин и маркиз де Моншеню, верхом;
контр-адмирал и губернатор, верхом;
жители острова;
войска гарнизона.
Могила была вырыта примерно в четверти мили за Хатсгейтом.
Катафалк остановился возле вырытой могильной ямы, и с этого мгновения каждую минуту раздавалось по пять пушечных выстрелов.
Пока тело опускали в могилу, аббат Виньяли произносил полагающиеся молитвы; усопшего положили ногами на восток, который он завоевал, и головой к западу, которым он правил.
Затем огромным камнем, который предполагали использовать при сооружении нового дома императора, замуровали его последнюю обитель, и он перешел из времени в вечность.
После этого принесли серебряную пластину, на которой была выгравирована следующая надпись:
Однако в тот момент, когда намеревались прикрепить ее к камню, подошел сэр Гудсон Лоу и от имени правительства заявил, что на могиле может быть помещена лишь такая надпись:
VIII
ПРАВЛЕНИЕ НАПОЛЕОНА
Отведем теперь взгляд от этой могилы, к которой Англия не позволяет прикрепить надгробную надпись, и взглянем на то, что за время своего десятилетнего царствования сделал для благополучия народов, для величия мира и его грядущего спокойствия человек, который в ней покоится.
По возвращении из Египта Бонапарт застал Францию в плачевном состоянии.
На западе страны — гражданская война, в Париже и в армии — бездарность, безнравственность, мошенничество.
Последние денежные ресурсы государства оседали в сундуках военных поставщиков и финансовых дельцов.
Государственная казна пуста, кредита не стало.
Нет ни религии, ни законов.
Правительства, без конца сменявшие друг друга начиная с 1792 года и к тому же чересчур занятые обороной границ, проскрипциями и важными политическими делами, мало что сделали для установления гражданского порядка.
Вдобавок ко всему этому наша слава за пределами страны была столь же шаткой, как мир и процветание внутри нее.
Первое, о чем позаботился, придя к власти, Бонапарт, это погасить, насколько возможно, взаимную ненависть партий, всех примирить, всех сблизить.
Помилование фрюктидорских ссыльных, возвращение эмигрантов, умиротворение Вандеи и Конкордат, то есть умиротворение Церкви, являются следствием этой обширной и плодотворной политики.
Она проявляет себя и в менее значительных делах.
Рядом со статуями Гоша, Жубера и Марсо он устанавливает надгробные памятники Конде, Тюренну, Вобану.
Одной рукой он помогает сестре Робеспьера и матери герцога Орлеанского, другой — поддерживает вдову Байи и последнюю из рода Дюгеклена.
В то же время он приводит в порядок наше рыхлое законодательство, а лучше сказать, создает его заново.
На заседаниях своего совета он лично трактует эти трудные материи, которым никогда не обучался и которые постигал интуитивно, и разъясняет их таким выдающимся правоведам, как Тронше и Порталис, вызывая у них удивление.
Плодом этих замечательных обсуждений является полный свод законов: во Франции установлен гражданский порядок.
Точно так же будет снизу доверху перестроена система управления.
Он ко всему приложит свою руку, и повсюду из хаоса внезапно появится порядок.
При всем расхождении мнений по поводу политического устройства Империи, все единодушно удостоверяют силу и авторитет ее системы управления.
На вершине этой системы управления Наполеон поместил Государственный совет как замковый камень всего здания.
Он лично возглавлял его заседания дважды в неделю.
Именно там, под его наблюдением и по его оплодотворяющему слову, вырабатывались планы всех великих работ в Империи, все постановления, все законы: Законодательный корпус и Сенат лишь утверждали меры, уже обдуманные и намеченные Советом.
Ничто не ускользало от его руководства и его надзора: префектуры, коммуны, судебные ведомства, образовательные ведомства и даже министерства — все так или иначе зависело от него; в нем заключалось единство Империи.
Именно это единство, это безмолвие народного представительства позволило императору осуществить за десять лет своего правления работы, которые совещательные ассамблеи не выполнили бы и за пятьдесят лет.
Возможно, этим уравновешивается отсутствие политических свобод.
Но, дабы не призывать на самом деле народ к осуществлению его политических прав, император никогда не забывал о нем.
Благосостояние народа постоянно занимало его.
В письме, адресованном министру внутренних дел и датированном 14 ноября 1807 года, он связывает высочайшую мысль о славе своего царствования с уничтожением нищенства во всей Империи.