Наполеоновские войны

Итак, в том, что касается реальных сражений, основную тяжесть войн Британии несли либо иностранцы, либо презираемое и относительно изолированное меньшинство. Что же касается техники, то в армии, по крайней мере, она в основном относилась к прошлым эпохам, в таком же порядке было всё при полном отсутствии боевого пыла. Всё же нельзя отрицать, что армии, находившиеся под командованием Мура, Чатама (Chatham) и Веллингтона, отличались от других подобных армий XVIII столетия гораздо большей численностью (Мальборо, например, привёл к Бленгейму лишь 15.000 британских войск). В то же время очевидно, что если бы французы когда-нибудь пересекли Ла-Манш, им пришлось бы столкнуться с совершенно отличным видом боевых действий. В течение всей войны довольно большая часть личного состава британских армий была выделена на оборону страны. Важнейшей силой здесь в военном отношении, хоть и не многочисленной, было ополчение. Оно возникло ещё во времена «подготовленных отрядов» (trained bands) XVI и XVII столетий, и его ни в коем случае не следует считать ответом на военное развитие Франции. Да оно и не могло соперничать с французскими достижениями. Формально все были обязаны служить в ополчении, но на практике эта повинность была ограничена: благодаря возможности нанять заместителя или уплатить пеню вместо службы, не говоря уже об освобождениях, в ополчении служили бедные слои общества. Во всяком случае предполагалось, что каждое графство представляет только лишь справедливую квоту, рассчитываемую в соответствии с численностью его населения, а поскольку эти квоты не перерассчитывались с 1757 г., бремя службы стало крайне неравномерным. Эти части к тому же не являлись общенациональными: Шотландия была в большей или меньшей мере освобождена от этой повинности, а в Ирландии набор рекрутов был совершенно добровольным. Собственно ополчение, призываемое на постоянной основе в военное время, в 1796 г. было усилено вторым войском, так называемым «дополнительным ополчением» (Supplementary Militia), которое должно было получать минимум базовой подготовки и призываться лишь в случае реального вторжения. Эти два ополчения, облеченные в плоть в мае 1803 г., достигли максимальной численности в 89.000 человек в 1805 г. и до конца войны составляли примерно 20 процентов вооружённых сил.

Хотя ополчение никогда не направлялось за границу, с ним всё-таки следовало считаться. Но вряд ли это можно было сказать о добровольческих частях, составлявших третий главный элемент сухопутных войск Британии, которые один министр по военным и колониальным делам охарактеризовал как «нарисованные вишни, которые никто, кроме наивных птиц, не примет за настоящие». Формирование местных добровольческих частей, первоначально начавшееся более или менее спонтанно на волне контрреволюционного пыла, прокатившегося по стране после казни Людовика XVI, было санкционировано законом, принятым парламентом в 1794 г., и к 1800 г. в эти части записались примерно 200.000 человек. После наступления мира их, в основном, демобилизовали, а в 1803 г. они в огромном количестве вновь стали под ружьё и к концу этого года насчитывали около 440.000 человек. После ослабления панического страха перед вторжением 1803–1805 гг., их численность уменьшилась, и энтузиазм ослаб, но даже тогда, до 1807 г., когда правительство стало прилагать все усилия, чтобы втиснуть их в рамки вновь сформированного и гораздо более систематического войска под названием «местное ополчение» (Local Militia), их оставалось около 294.000 человек. Поскольку им вменялась муштра исключительно «без отрыва от производства», мысль о том, что их можно было бы использовать на поле сражения — единственное, для чего их, собственно, готовили, — представляется слишком смелой, к тому же, несмотря на атмосферу воинствующего патриотизма, которая в то время изображалась, не могут не закрасться серьёзные сомнения в их побуждениях. Для людей со средствами, которые фактически организовывали большинство этих частей, «добровольцы» представлялись защитой не только от французов, но и от внутренних беспорядков. Между тем для лавочников, ремесленников и клерков, составляющих большую часть рядового состава, участие в них означало близость с теми, кто превосходил их по социальному положению, и возможность извлечения выгод из этого. Они также дополнительно выигрывали за счёт избавления от жеребьёвки в случае добровольного вступления в ополчение, тем же преимуществом пользовались и представители трудящихся классов (к тому же они могли не бросать родные места и свои семьи, а многие «добровольцы» открыто заявляли, что они ничего, кроме своих мест, не собираются защищать). К тому же для таких людей плата за каждый день, проведённый на сборах, являлась весомой добавкой к скудным или ненадёжным доходам. Наконец, на всех уровнях «добровольцы» предполагали волнующую атмосферу веселья и товарищества и, прежде всего, они имели право носить мундир, который часто был насколько роскошен, настолько же и непрактичен.