Наполеоновские войны

Несмотря на то, что Штейн остаётся самой известной фигурой в гражданских аспектах прусского реформистского движения, он непосредственно не связан с его самым знаменитым достижением — освобождением крепостных крестьян. Напротив, начальный импульс в этом вопросе исходил от непривлекательного Фридриха-Вильгельма, который был убеждён в том, что крепостное право экономически не оправдано и уже добился его отмены в монарших землях и на территориях, отобранных у Польши в 1790-е гг. Теперь он, будучи весьма встревоженным тем, что в соседнем Великом Герцогстве Варшавском должны были вот-вот отменить крепостное право, был настроен гораздо более решительно, и к моменту прихода Штейна «Эдикт об освобождении крестьян» уже был готов для обнародования. Этот закон, введённый в действие с полного одобрения Штейна, гласил, что со дня Святого Мартина (т.е. 11 ноября) 1810 г. все крестьяне обретают личную свободу, что все земли теперь можно свободно покупать и продавать (так что дворяне, например, могут покупать землю у крестьян, а бюргеры — у дворян), и что снимаются все социальные ограничения на род занятий. В то же время по существу ликвидировались все различия между буржуазией и крестьянством, так что теперь прусское общество состояло лишь из дворян и недворян. Традиционно этот документ осыпают похвалами, но он в действительности обладал массой недостатков, в частности потому, что крепостничество не являлось просто системой эксплуатации. Хотя в обязанности крестьян входили уплата множества податей юнкеру, выполнение на него работ, и они были привязаны к земле — фундаментальное условие системы набора в армию, — они также пользовались значительными гарантиями владения недвижимостью и были, кроме того, защищены основанными на обычае условиями, требующими, чтобы их помещики ремонтировали их жилища, оказывали им помощь во время невзгод и снабжали их семенами и инвентарём. Некоторые сторонники освобождения хотели отбросить всё это прочь, но Штейн, искренне желавший защитить крестьян как собственников, добивался компромисса, который сохранял бы существующие права крестьян, если провинциальные власти не дают разрешения на их отмену. Тем не менее закон не излагал условий, на которых это можно было бы делать, и, кроме того, не определял, какие обязанности крестьян вытекают из их крепостной зависимости, а какие из арендных отношений. В нём также ничего не говорилось о манориальной юрисдикции или отмене других привилегий дворянства. Поскольку имелась необходимость в многочисленных разъяснениях, Штейн, лишь идя на новые уступки, в феврале 1808 г. издал дополнительный декрет, дающий указания по некоторым из этих вопросов: хотя он по-прежнему стремился защитить крестьян, самое большее, что он мог сделать, заключалось в ограничении обстоятельств, при которых у них можно было отобрать землю, и попытке установить компенсацию за её потерю.

Итак, в том, что касается крестьян, падение Штейна являлось тяжёлым ударом. Однако внесло ли это значительные изменения в направление хода реформы, вопрос спорный, поскольку немногие его сотоварищи-реформаторы когда-либо разделяли социальный радикализм Штейна. В частности, для большинства военных реформаторов было непреложной истиной, что офицеры должны быть «благородными» людьми, а солдаты — крестьянами, ремесленниками или рабочими. Хотя они и были воспитаны таким образом, им пришлось смириться с тем, что буржуа имеют столько же прав считаться «благородными» людьми, как и юнкеры, но у них и мысли не было о том, что дворянин может служить простым солдатом. С дворянами, во всяком случае, продолжали обращаться с особой благожелательностью; так, официальные инструкции новым экзаменационным комиссиям предполагали, что такие качества, как «умение вести себя», столь же важны для будущего офицера, как и «знания и образованность»[256]. Между тем буржуазии тоже давались привилегии: в меморандуме от 31 августа 1807 г. Шарнгорст предлагал, чтобы все годные мужчины, которые в состоянии оплатить стоимость оружия и обмундирования, записывались в гражданское ополчение, а прочие формировали регулярную армию, что подразумевало для имущих лучшие условия службы, чем для простолюдинов. Что же касается идеи о необходимости вооружения всего народа, то Шарнгорст особо выступал против создания ополчения, в которое привлекались бы низшие классы, тогда как Клаузевиц после войны искренне признавал, что вооружение народа представляло огромную опасность.