Наполеоныч. Дедушка русского шансона

— Ну вас к чорту! — как-то плаксиво и между тем смеясь, сказал он мне. — Ступайте. Прислугу я сегодня отослал. Я сам запру за вами.

Через пять минут я был у Матохина, передал ему живительную влагу и уже собирался уходить, как он мне сказал:

— Если вам не будет противно, то приходите сегодня ночью… Мне, как будто, веселее будет…

— Что же, — ответил я, — если можно будет, т. е. если пустят, я приду, раз вам этого хочется.

Я вышел из тюрьмы и отправился домой.

Часам к десяти вечера я поехал в клуб. Как раз там был «семейный вечер», и уже с улицы слышны были веселые звуки оркестра. Было светло, тепло и после тюрьмы как-то особенно уютно. Масса нарядных дам и барышень и около них, как пчелки около меда, увивающиеся молодые коллежские регистраторы и асессоры.

Когда я вошел в зал, как раз танцевали последнюю фигуру кадрили. Молоденький поручик дирижировал танцами и выказывал массу рвения. Он со сдвинутыми бровями выкрикивал:

«Balancez vos dames! Messieurs en avant»! и т. д.

Я прошел в карточную комнату, где за зеленым полем уже занимались делом почтенные обыватели.

Только начал я здороваться со знакомыми, как подбежал ко мне тюремный врач Иоганн Карлович.

Иоганн Карлович, добродушный и веселый немец средних лет, толстый и всегда в духе, был очень популярен в городе и пользовался репутацией отличного врача.

— Пожалста, пожалста, eine kleine партия, — беря меня за руки и уводя куда-то, сказал он мне. — Один партнер не хватает. Вы как раз пришли вовремя. Kommen sie!

И он меня увел к столу, у котораго уже стояли готовые к бою два господина. Он меня познакомил с моими партнерами, причем, представляя меня, смеясь, добавил: «Великий музыкер».

Мы сели. Иоганн Карлович как-то особенно виртуозно распечатал колоду карт, и начался неизбежный винт. После шести роберов он предложил сыграть еще три «разгонных», на что все охотно согласились.

Во время последняго робера жена и дочь доктора вошли в карточную комнату и направились к нему. Дочка Иоганна Карловича, маленькая белокурая немочка, подошла к столу и сказала:

— Vergiss nicht Papachen… heute Nacht… Du Weiss doch… (Не забудь, папаша, сегодня ночью… ты знаешь…).

На что Иоганн Карлович ей ответил:

— Naturliech, Kindchen… es’ist noch viel Zeit! (Конечно, деточка. Еще есть время).

Дамы ушли, и я спросил доктора:

— Вы сегодня заняты, должно быть там… в тюрьме.

— Да, — ответил он серьезно. — Fatale Geschichte, а ехать надо. Я, ведь, служебный человек…

— Я тоже собираюсь, — сказал я, — пойдемте вместе.

— Sehr gut, — согласился он. — Вам ходить, Петр Иванович, — обратился он к партнеру, и игра продолжилась.

Около часа ночи мы с доктором поужинали (его дамы уехали домой раньше), а в два часа, посмотрев на часы, он сказал:

— Пора ехать. Это не близко.

Мы вышли из клуба, взяли извозчика и около 3 часов утра подъехали к тюремным воротам.

Я послал через дежурнаго надзирателя записку к Адриану Федоровичу с просьбой дать мне пропуск, и через 10 минут мы уже входили на тюремный двор, где должна была совершиться казнь.

Было еще совсем темно, и только на востоке еле-еле виднелась беленькая полоска, обещавшая скорый восход солнца. На дереве, единственном здесь, уже пела какая-то птичка. На тюремном дворе, окруженном со всех сторон мрачными высокими стенами, я заметил взвод солдат с унтер-офицером. Они были с ружьями, но стояли «вольно». Около солдат спиною ко мне стоял офицер и о чем-то говорил с Адрианом Федоровичем. Офицер как раз обернулся, и я узнал молоденькаго поручика, усерднаго дирижера танцев в клубе. Он, видимо, страшно, торопился сюда, так как даже не успел снять голубой шелковой розетки танцевального дирижера.

На выступах стены между кухней и прачешной положена была толстая перекладина, а на перекладине болталась довольно длинная и, как мне показалось, тонкая веревка. Под перекладиной стояла длинная деревянная скамейка.

Адриан Федорович подошел к нам и поздоровался со мной и с доктором. Выражение его лица было необыкновенно серьезно и сосредоточенно.

— Что-то свежо, — сказал он, поднимая воротник своего пальто и знакомя меня с поручиком.

Это был совсем молоденький офицер с розовыми щечками, носивший пенснэ.

Мы все молчали.

Немного погодя я услышал, как кто-то подъехал к тюремным воротам, и вскоре на двор вошли два господина — в военном платье.

— Ну, вот и все в сборе, — произнес серьезно Адриан Федорович.

Он познакомил меня с пришедшими: прокурор С. и член суда г. Н.

— А батюшка где же? — спросил Адриан Федорович старшего надзирателя, проходившаго мимо.

— Батюшка там, — ответил надзиратель, — он уже давно там, ваше благородие, должно скоро выйдет.

— Ну, что же, подождем маленько, — сказал Адриан Федорович, посматривая на часы.

Через пять минут из двери, ведущей в казарму каторжан вышел священник с псаломщиком. Последний осторожно нес что-то завернутое.

Батюшка подошел к нам.

— Ну, что, батюшка? — спросил член суда после того, как мы все поздоровались с ним. — Как идут дела? Исповедали?