Кланы аддоков и имазров, похоже, заканчивают свое существование — возник новый клан, возглавляемый одним из выпускников школы, и народ активно перетекает туда. Данкой с Ващугом жалуются на это лоуринам и просят помочь прекратить безобразие. Лоурины им охотно помогают — советами, причем очень непристойными…
Пьяненькие вождь и старейшины от новостей плавно перешли к обсуждению текущих проблем. Время от времени они обращались к Семену, требуя высказать мнение или поддержать кого-то из спорящих. Семен же погрузился в свой собственный внутренний мир и отвечал невпопад. Этого, правда, никто, кроме трезвой Рюнги, не замечал. В конце концов воительница рявкнула:
— Хватит болтать! Пошли отсюда!
— Что-о?! — возмутился Медведь. — Т-ты кем командуешь, женщина?! Ой!
Раздался звук подзатыльника, и Семен удивленно вскинул голову:
— Не понял?!
— Бьет она его, — шумно вздохнул вождь. — Хорошо, хоть не на людях… Только Медведь сам виноват — нашел подругу на старости лет!
— Дела-а… — протянул Семен. Его уже ничто больше здесь не удивляло. — Спать охота…
— Спи! — разрешил Кижуч. — Мы в другом месте продолжим. Тебе же — хе-хе — девочку проверить надо. На соответствие — хе-хе! А ты при людях не любишь…
— Ща в лоб схлопочешь, — вяло пригрозил Семен и вновь задумался.
Гости ушли, Эльха занялась уборкой и мытьем посуды. Действовала она почти бесшумно, и Семен ее не замечал, пока очередь не дошла до кувшина с остатками самогона.
— Погоди-ка… — остановил он девушку. — Может, и правда, прошлое существует реально?
Эльха заморгала, собираясь плакать, а Семен налил себе самогонки, выпил, занюхал кулаком и вернулся на берег.
Он обнаружил, что сидит за пустым столом и выщелкивает на зубе «Воздушную кукурузу». А перед ним на истоптанных плахах пола танцует обнаженная девушка. Ее движения болезненно знакомы: «Она никогда не репетировала, она делает это первый раз в жизни — и не ошибается! Разве так бывает? Можно сказать, что круг замкнулся: мне, наверное, опять около сорока лет, и опять девушка, которая годится мне в дочери. Смешно…»
Семен перестал играть, Эльха остановилась, опустила голову и плечи. Традиционного «европейского» жеста, означающего попытку прикрыться, она не сделала.
— Откуда в тебе это? — спросил Семен. — Каким образом?
— Не знаю… Однажды мне снился сон… Про тебя. А утром оказалось, что я стала другая. Никто не верил…
— Ты дружила с Веткой?
— Нет, что ты! Она ж такая… такая… А я… Но она несколько раз учила нас готовить в глиняной посуде. Про травки рассказывала… А теперь оказалось, что я и так все знаю… И умею — как она…
— Сыграй на зубе!
— Не-ет… Ты же не научил ее… Только обещал… А вот плавать я могу!
Решительно ничего не хотелось Семену ни выяснять, ни проверять. Однако он сделал над собой усилие.
— А помнишь, — спросил он задумчиво, — помнишь, как ты гладила саблезубого котенка? Чесала ему желтое брюхо?
— Что ты, — улыбнулась девушка, — у него было белое пушистое брюхо — как снег белое!
— Да, наверное, — кивнул Семен. — Я подзабыл уже … А что стало с Эльхой? С ее памятью?
— Ничего… Она осталась… Я все помню — все-все! Ты прогонишь меня, да? Просто теперь я как бы не я… Или не всегда я… Не знаю, как это…
— Читать по-русски умеешь? — спросил Семен и подумал, что сначала надо было бы узнать, умеет ли она говорить.
— Не-ет… Но я научусь! Если надо, я быстро научусь! Зато я писать могу…
— Что-о-о?!
— Ну, значки такие рисовать — как мальчишки, которые в школе учатся. Правда-правда! Только мало совсем…
— Ветка не умела…
— Да, я знаю, знаю! Но мне почему-то стало хотеться рисовать такие палочки. Они соединяются… Я и рисовала, а потом увидела, что они как значки, которым в школе учат.
— И на чем же ты рисуешь?
— На всем! На песке, на снегу, на камне — очень хочется! Старейшины говорят, что это дух какой-то в меня вселился.
— Ну, нарисуй, — зевнул Семен, — а я посмотрю. Возьми уголек и прямо на столе нарисуй!