Народ Моржа

— При чем тут похожа?! — удивился вождь. — Получается, что это она и есть.

— Перестань, — попросил Семен. — Ветка умерла… Я сам ее…

— Кто же спорит?! — встряла Рюнга. Она говорила теперь на октаву выше. — Конечно, померла! А потом возродилась — передала этой соплячке свое имя! Думаешь, только у мужиков так бывает?

— Ничего я не думаю… Имя — это внутренняя сущность…

— И внутренняя, и всякая! — заявила Рюнга. — Мы проверяли — вроде как всё без обману.

— Не мучайте вы меня, — попросил Семен. — Объясните толком, в чем тут дело.

— Понимаешь, Семхон, — начал вождь, — приходит однажды к Рюнге вот эта девчонка — ее, вообще-то, Эльхой зовут — и говорит, что желает быть воительницей. Она когда-то раньше уже просилась, но ее не взяли — слабосильная слишком. И, значит, опять приходит. Я, говорит, теперь Сухая Ветка и всем накостыляю. Посмеялись над ней, конечно, а она палку схватила и давай махать, хотя никто ее не учил. Ну, тетки ее за наглость уделали, конечно, до полусмерти. Только им и самим досталось — вон, Рюнга с тех пор без зуба ходит!

— Врешь! — взвизгнула воительница. — У меня его и раньше не было!

— Видал? — обратился Кижуч к Семену. — На самого Бизона орет, как будто так и надо!

— Да ладно вам, — махнул рукой Семен. — Не ссорьтесь, мне и так грустно. Давайте лучше еще по одной вмажем — за подрастающее поколение. Ты будешь, Рюнга?

— Сами пейте эту гадость! Никакая она не подрастающая — выросла давно!

— Тогда просто посиди с нами, — предложил Семен, наполняя стопки. — Подвинься, Кижуч!

— Она все равно не поместится, — гаденько хихикнул Медведь. — Слишком великая воительница.

— Убью, сморчок! — пригрозила женщина и принялась стаскивать меховую рубаху. Кижуч благоразумно освободил край лавки, но этого оказалось мало — мощное движение бедра притиснуло старейшин друг к другу.

— Они же дышать не смогут, — улыбнулся Семен. — В них волшебный напиток не влезет!

— Да их хоть кверху ногами подвесь, — махнула изящной ручкой женщина, — все равно выпьют.

Она оказалась права — очередная доза благополучно перекочевала в мужские организмы.

— Так что же дальше было? Ну, с девчонкой этой?

— Да ничего не было, — просипел полураздавленный стеной и боком соседа Медведь. — Потом она заявила, что Семхона нет, а дом надо в порядке держать. Ну, привезли ее сюда — оказывается, все она тут знает, все умеет, хотя никогда раньше не была. Так и живет здесь. Каждый вечер тебе еду готовит — на случай, если вернешься. А утром разогревает. Потом детишкам скармливает и снова готовит…

Народ медленно косел и рассказывал новости. Они были в основном хорошими. Школа продолжала действовать на полную катушку, хотя качество образования в ней, надо полагать, не улучшилось. Что сделалось за два года с русским языком — устным и письменным — лучше не выяснять. После отбытия Семена главные лоурины — люди неграмотные — взялись школу патронировать и окружать вниманием. Увеличить квоту приема своих соплеменников они не решились, поскольку понятие «соплеменник» стало довольно размытым.

В прошлом году вспыхнул мятеж женщин-воительниц, который поддержали «штатские» дамы. Вождь лоуринов и старейшины с трудом сохранили контроль над ситуацией — женщины отказались готовить еду и удовлетворять сексуальные запросы мужчин. Основным требованием повстанцев было обучение в школе и девочек. В конце концов восстание подавили — цинично и жестоко. А именно: женщинам было объявлено, что в племени достаточно «валюты», чтобы «купить» других подруг, благо желающих стать лоуринками хоть отбавляй. Если же «денег» не хватит, то можно начать жить с неандерталками. Первая угроза заставила мятежниц дрогнуть, а вторая внесла в их ряды раскол, и они сдались. Но предупредили, что это временно — до возвращения Семхона.

Молодежь стремительно отбивалась от рук — возникла мода летом отправляться в степь и бродить там вместе с мамонтами. Однако подружиться с каким-нибудь мамонтенком оказалось делом трудным — для этого нужно его развлекать, рассказывать интересные истории, которым, в основном, учат в школе. Дети, не попавшие в школу по конкурсу, стали обижаться и требовать реализации своего права на получение образования. Кто им такое право дал, осталось невыясненным. В этой связи у руководства лоуринов возникла идея… Даже две…

Головастик совсем одичал и перестал заниматься чем-либо полезным. Познакомившись с русским алфавитом, он заявил, что рисовать магические знаки глупо — нужно их вырезать из бивня, макать в чернила и прикладывать к бересте. Чуть ли не всю зиму косторезная мастерская в основном этим и занималась. К тому времени, когда шрифт был готов, выяснилось, что приличная береста кончилась — и в ближней округе, и в дальней. Добыть ее, конечно, можно, но это дело хлопотное или дорогостоящее. Головастик им заниматься не стал, а начал… В общем, с тех пор он ест через день, спит когда попало и заговаривается, потому что пытается наколдовать… Бумагу?!