Народ Моржа

Ответа он уже не получил — всадники развернули лошадей и рысью помчались прочь, даже не соблюдая обычного строя. Впрочем, помчались — это громко сказано, но, похоже, из своих усталых лошадок они безжалостно выжимали последние силы. Семен посмотрел им вслед, пожал плечами и занялся узлом на горловине первого мешка — два других остались лежать на высохшей вытоптанной траве. Узел оказался тугим и каким-то хитрым — кажется, ни аддоки, ни имазры таких не вяжут. Возиться Семену быстро надоело, он вытащил нож, разрезал ремень и вывалил содержимое мешка себе под ноги.

И не понял, что это такое.

Зато запах узнал сразу — тухлятина.

Опустился на корточки, стал рассматривать. И понял.

Но не поверил.

Поднялся и глянул по сторонам: светло-голубое осеннее небо с белыми комьями облаков, желтоватая холмистая степь, за спиной уже серые от времени бревна частокола и засеки. Дальше с боков красно-желтые, а местами еще зеленые заросли речных террас. Из-за верхнего венца бревен на смотровой площадке виднеется голова Сухой Ветки — она ждет разрешения покинуть свой пост, ведь все уже кончилось, гости уехали… «Нет, все только начинается», — подумал Семен. Что-то внутри у него болезненно сжалось, и он вновь посмотрел себе под ноги.

На земле неряшливым холмиком лежали глаза мамонтов.

Точнее, оболочки глазных яблок. Они, вероятно, были предварительно проколоты и выжаты. Скорее всего — выпиты. Потом подсушены. Но не все — некоторые попали в мешок совсем свежими. Вот от них-то в основном и воняло.

Действуя словно во сне, Семен вновь извлек нож, сделал несколько шагов в сторону. Поднял с земли самый большой мешок и полоснул лезвием по завязке. Перевернул и вывалил содержимое.

Оно раскатилось в стороны. Но не далеко, поскольку круглым не было.

Детские головы.

Пять штук.

Ученики вернулись в школу после каникул.

Вскрывая и вытряхивая последний мешок, Семен уже ни о чем не думал. Просто не мог. Темный ком он опознал сразу.

Голова Нишава.

Это случилось осенью. А в конце зимы была оттепель, и в степи образовался наст. Мамонт по кличке Рыжий чуть не погиб, мамонтиха Варя ушла с сородичами.

Глава 8. Ветка

Сухая Ветка убрала со стола горшок с остатками мяса, пустые миски и поставила вместо них три глиняные кружки с дымящимся «чаем». В обычных условиях и вождь, и старейшины при вкушении пищи не использовали такого большого количества посуды. Здесь же — в жилище Семхона — пользование индивидуальной миской и ложкой было ритуалом, который давно уже сделался привычным.

То, что происходило в избе, наверное, можно было бы назвать советом, но его участники ни названием, ни процедурой не озаботились. Мероприятие продолжалось уже третий день и никого не радовало. Главный фигурант — Семхон Длинная Лапа — постоянно отсутствовал.

Медведь неловко взял кружку, отхлебнул ароматную желтоватую жидкость, обжегся, поставил обратно на стол, схватил валявшийся рядом нож и с силой воткнул клинок в темную от времени плаху столешницы.

— Хватит! Хватит болтать!!!

— Зря ты стол портишь, — вздохнул Бизон. — Семхон ругаться будет…

— Плевать! Вы что, не понимаете, что происходит?! Сколько слов ни говори, а суть-то не меняется: аддоки с имазрами пустили на свою землю чужаков!

— Укитсы для них не чужаки, — поправил Кижуч, — скорее уж мы.

— Плевать! Они же, как муравьи, расползаются во все стороны, забирают нашу добычу, убивают наших людей! Четверых хьюггов убили!!! Что, не так, что ли?!

— М-да, — покачал плешивой головой Кижуч, — похоже, Семхон своего добился — хьюгги стали для тебя своими.

— Да, стали! Что в этом такого?! А пангиры?! Тех двоих укитсы и убили — я в этом не сомневаюсь!

— Семхон говорит, что это может быть недоразумением, — не очень уверенно сказал Бизон.

— Знаю я, что он говорит!!! — заорал Медведь.

— Семхон считает, что плохой мир лучше хорошей войны, — продолжил вождь. — Может быть, даже наверное, в данном случае он не прав. Но надо продержаться хотя бы до зимы — тогда мы сможем быстро передвигаться по снегу, а они…

— Так-то оно так… — с сомнением проговорил Кижуч. — Только до снега укитсы окончательно скрутят имазров и аддоков, заставят их пролить нашу кровь. Тогда и у нас, и у них не будет другого выхода, кроме войны. Вся эта орава навалится на лоуринов и хьюггов.

— Черт бы побрал этих нелюдей! — простонал Медведь. — Как только река замерзнет, их просто всех вырежут. И десяток самострелов им не поможет! Семхон, конечно, скажет, что их нужно защищать…

— А ты так не считаешь? — усмехнулся Кижуч. — Служение есть Служение — мы его приняли.

— Приняли, приняли! Ну и что?! Предложи что-нибудь вместо войны! Причем — немедленной! Каждый потерянный день делает сильнее наших врагов, а не нас!

— Вообще-то, они еще не объявили себя нашими врагами…

— Вообще-то! — передразнил Медведь. — Семхон просто не желает сражаться! Он размяк и протух в своей школе. Убили пятерых его учеников, убили союзника, которому он переправил целое озеро волшебного напитка, а ему все мало!