— Не шумите, старейшины, — попросил Бизон. — Я понимаю, почему вы злитесь. Мир вокруг нас сильно изменился, он стал сложным. Семхон очень многое дал нам, но лишил одного — власти над собой. Вы злитесь, потому что понимаете: только он, начав войну, может закончить ее победой. Разве не так?
Старейшины потупились и промолчали. Вождь продолжил:
— Плохо, конечно, что все зависит от одного человека, но это так. За ним пойдут хьюгги — все, кто может носить оружие, а за мной или за вами — нет. Он способен вернуть бывших союзников или заставить их соблюдать нейтралитет, а мы — нет. Я не уверен даже, что в трудный момент наши женщины-воительницы будут мне подчиняться…
— По-моему, — сказал Кижуч, — Семхон и сам понимает, что надо начинать сражаться, но что-то ему мешает.
— Это он сам себе мешает! — прорычал Медведь. — Мы все трое уверены, что нужно немедленно начинать войну! И Хью так считает — вы знаете об этом. Но без Семхона нам не обойтись, и я спрашиваю: что или кто может заставить сражаться Длинную Лапу?
Воцарилось молчание — вопрос был в значительной мере риторическим. И вдруг прозвучал ответ:
— Я.
Присутствующие замерли, а потом медленно повернули головы. Возле печки лицом к ним стояла сильно постаревшая, но все еще, наверное, очень красивая Сухая Ветка. Она вытирала обрывком шкуры измазанные сажей руки. Под взглядами начальства она не смутилась, а твердо повторила:
— Я заставлю.
Весть о том, что «укитсы пришли», привезли бывшие выпускники — имазры и аддоки. В конце весны они стали покидать родные стойбища и стягиваться в форт. Те, кто не успевал это сделать, рисковал заплатить жизнью за неумение правильно держаться с «гостями».
Самое отвратительное, что это был не набег и не атака. Надменные татуированные воины прибывали в чужие стойбища и располагались в них по праву старших родственников. Отказать им в еде и женщинах никто, конечно, не смел. Первое, что предпринял Семен, — обратился к руководству лоуринов с просьбой прислать в форт женщин-воительниц и тех воинов-мужчин, без которых племя сможет какое-то время обходиться. Вместе с ними прибыло и само руководство. Началась тягомотина — не мир и не война.
Что бы ни случилось, кормить людей было нужно — охота в степи продолжалась. Охотники перемещались туда-сюда, и Семен смог передать послание с предложением о встрече главному укитсу. Его имя Семену было уже известно — Нарайсин, но оно решительно ничего ему не говорило. Свидание было назначено в удобном месте — на вершине всем известного холма, с которого открывался широкий обзор во все стороны.
Оставив свиту внизу, Семен пешком поднялся на вершину и довольно долго рассматривал медленно приближающегося всадника. Тот не только был разодет «в пух и перья», но и на голове имел некое подобие шлема или маски устрашающего вида. Спешиваться чужак не собирался — вероятно, желал смотреть на собеседника сверху вниз. Семен не возражал — так при необходимости его легче будет «снять» арбалетчику. Оружия у главного укитса было полно, но все одно явно предназначалось для битв магических, а не физических. Сообразив это, Семен воткнул свою пальму древком в землю и сложил на груди руки.
— И что же это значит? — насмешливо поинтересовался он. — Ты надеешься испугать меня маской из шкуры гиены или просто боишься показать лицо?
— Пади ниц, несчастный, — раздался глухой голос, — и моли о пощаде!
— А можно я буду молить стоя? — улыбнулся Семен. — Тебе не страшно сидеть так высоко? Ведь и упасть можно… на чужую-то землю!
— Укитсам принадлежит вся земля Среднего мира! А тебе нечего на ней делать!
Продолжая улыбаться, Семен перешел на громкий свистящий шепот:
— Знаешь что, сука? Сейчас я стащу тебя с лошади и буду бить долго и больно! На глазах у всех! Ты что же творишь, подонок?!
— Ну… Я… — послышалось бормотание из-под маски. — Они меня заставили, Семхон!
— Кто тебя заставил, гад?! «Отца» твоей семьи убили! Ребят моих, ни в чем не повинных! Ты даже представить не можешь, что я с тобой сделаю!
— Ничего ты мне не сделаешь! — гневно (и испуганно) вскричал Ванкул. — Руки теперь у тебя коротки! Не убивал я их… Так получилось…
— Ну, разумеется! Только не говори, что ты — Нарайсин!
— М-м-м… Я — это он… сейчас. И ты мне ничего не сделаешь!
— Ладно, а где настоящий? То есть тот, кто был раньше главным укитсом?
— А-а… Э-э… Он там…