Народная война

— Крапку, — сказал вдруг Рысаков.

Я вспомнил партизана Скворцова. Небольшого роста, юркий и постоянно веселый, парень пришел в отряд совсем недавно, в феврале. В отличие от многих других, он сохранил военное обмундирование, даже большие армейские ботинки; только шапку прихватил где-то крестьянскую. Родом он был из Красного Рога, а в отряд пришел из гомельского лагеря военнопленных.

Вскоре после того, как Скворцов, или Крапка, как прозвали его партизаны, обосновался в отряде, мы узнали, что его отец — один из самых гнусных полицейских в Красном Роге. Парня, естественно, заподозрили в шпионаже. Скворцову пришлось бы худо, если бы не то спокойствие, с каким он отнесся к обвинению и угрозе расстрела. Это спокойствие, безропотная готовность встретить свой смертный час удержали нас от исполнения приговора. Некоторое время за Скворцовым тщательно наблюдали. Но он так отчаянно воевал и так забавно веселил всех, что его оставили в покое.

Когда в чем-нибудь у него была нужда, он говорил: «Дай мне крапку хлеба», или «крапку соли», или «крапку табаку». «Крапка» значило у него, видимо, крупица.

Так «Крапкой» его и прозвали. Вот о нем-то и вспомнил Рысаков. Документ Крапки, свидетельствующий о том, что он отпущен из лагеря на поруки знакомых горожан, у Рысакова сохранился. Но он был датирован 15 января. Это поставило нас в затруднение. Естественно, Крапку могли спросить, где он так долго шлялся. Помог Иван Васильевич Гуторов. Он мастерски переправил «януар» на «фебруар». Немцы, конечно, не знали о пребывании Крапки в отряде. Знай они об этом, его отцу давно бы не сдобровать. А отец был у немцев в большом почете.

Крапка с радостью принял предложение Рысакова.

— Не бывал я еще в таком переплете, но испытать надо. В общем не сомневайтесь, дело свое сделаю, — говорил он.

И Скворцов отправился в разведку. Вскоре от него поступили первые сведения. «Отец принял хорошо. Хочет устроить меня в полицию». И Крапка спрашивал: «Итти?» Мы ответили: «Иди». А через несколько дней он прислал нам схему расположений учреждений, войск и обороны Красного Рога. Оборона была довольно примитивной. Самое большое препятствие представляло проволочное заграждение в два кола. Оно тянулось от северо-восточной окраины Заречья до выхода из села на дорогу к станции и от восточной окраины до выхода на дорогу в Пьяный Рог. Примерно метров на пять — десять впереди заграждения был протянут простой телеграфный провод, увешанный консервными жестянками. Провод заменял ночной патруль и караул. Достаточно было кому-нибудь зацепить за провод, как банки начинали греметь. Тогда на звук открывался сильный огонь с чердака больницы, со школы и других зданий, где были установлены пулеметные гнезда. Штука забавная, и нас она рассмешила. Пришлось все же подумать, как преодолеть это новое для нас препятствие.

2 апреля Крапка сообщил, что на восьмое число немцы назначили наступление на партизан. Вести его они собирались одновременно из Красного Рога и станции Выгоничи. Цель — очистить от партизан весь западный берег Десны и отбросить нас в лес. Ко дню наступления прибудет из Почепа артиллерия.

Этого мы ожидали. Но теперь нам стал известен день наступления. Таким образом, мы получили возможность опередить события до того, как подойдет артиллерия.

С задачей полного разгрома противника в ночь на 4 апреля мы и выехали по направлению к Красному Рогу. Операция была разработана тщательно. Сложность ее заключалась не только в том, что противник превосходил нас в три раза численностью, не говоря уже о вооружении (у нас было сто пять человек, а у противника более трехсот), но и в том, что, по плану, наши группы одновременно должны были ворваться в село с четырех сторон и сблизиться в центре у зданий бывшей школы и больницы. Основные силы немцев располагались в здании больницы. Здание это двухэтажное, низ его кирпичный, превращенный в огромный дот, верх деревянный, с пулеметными гнездами на чердаке. В школе находились теперь жандармы и управа. В ближайших домах размещалась полиция.

Больницу должны были атаковать группа Черного из Заречья и группа Котомина со стороны села. На дорогах оставались заслоны, они отрезали пути отхода врагу и прикрывали атакующих. Управление боем требовало в этих условиях безукоризненной точности и четкости.

Но при помощи каких средств управлять? Телефонов нет, радиосвязи и подавно. А группы одна от другой и от командного пункта будут находиться в двух-трех километрах. Конные и пешие посыльные на таком расстоянии, да еще при снежном покрове, достигающем полутора метров, — связь крайне замедленная и ненадежная. Если бой будет развиваться успешно, то разгорячившиеся группы и не заметят, как переколотят друг друга. Без расчета же на успех нечего было и дело начинать.

Я понимал, что обеспечить управление может только световая сигнализация. Поэтому мы заранее разработали систему сигналов, ее точно усвоили все подразделения. Ракеты и ракетницы у нас имелись в достаточном количестве.