Народная война

Из Уручья мы выступили под вечер. Днем солнце сильно пригревало, дорога стала рыхлой, а к вечеру крепко подморозило. Мы сидели с Рысаковым рядом. На облучке, по-кучерски, с кнутом в руке, гордо восседал мой ординарец Саша Агапов.

Почти всегда Рысаков выезжал на операции в полушубке и в валенках, а сегодня надел черное кожаное пальто, начищенные сапоги и затянулся в ремни. Все на нем скрипело. Весь он блестел. Улыбка почти не сходила с его разрумянившегося обветренного лица. Еще в Уручье Мажукин сказал ему:

— Ты, брат, как на парад собрался.

— А как же, — ответил Рысаков смеясь, — мы обязательно там парад устроим.

Хорошее настроение не покидало Рысакова всю дорогу.

В селе Сосновое Болото мы сделали привал. До Красного Рога оставалось десять километров. Власов и Черный, Котомин и Маринский доложили, что задача бойцами усвоена и группы готовы к движению. Рысаков передал командирам:

— Скажите всем бойцам — пусть назад не оглядываются, пусть чувствуют полную уверенность в том, что с тыла на нас не нападут… Только что получено донесение от Тарасова, он оседлал все дороги и подкреплений из Брянска не пропустит.

Из Соснового Болота выступили в первом часу ночи и двигались, не торопясь, не утомляя лошадей. Мороз крепчал, хрустела под копытами лошадей и под полозьями обледеневшая дорога. Ночь была безлунная, тихая, и землю обволакивал туман, какой появляется в апрельские ночи. Сыпалась мелкая, как пыль, изморозь. Сквозь туман еле-еле проглядывали звезды.

— А это хорошо, — сказал Рысаков, осматриваясь вокруг, — туманчик подходящий… Между прочим, операцию мы сложную задумали, — продолжал он, обращаясь ко мне.

Я почувствовал, что Рысакову приятно подчеркнуть сложность операции именно потому, что он сам сидел за ее разработкой, как не сидел ни над одной другой: со схемами, с бумагами, внимательно изучал донесения, сопоставлял и перепроверял данные разведки, восхищаясь работой Крапки. Я смотрел на заиндевевшие длинные ресницы Рысакова, из-под которых выглядывали его серовато-зеленые глаза, и думал: «Да, теперь он, пожалуй, уже настоящий командир». Все же, зная его неугомонный и пылкий характер, я сказал:

— В твоем распоряжении сотня бойцов и командиров с винтовками, пулеметами, минометами и гранатами. И искусство твое состоит не в том, чтобы стрелять самому, а в том, чтобы стрелять из всего этого оружия одновременно и разить врага наповал. Между нами говоря, операцию мы задумали простую. Мы обходим противника с четырех сторон, основной удар наносим с тыла, группы идут навстречу одна другой, управляем боем при помощи сигналов. И вот в таких операциях, сложные они или простые, я бы у командиров с горячими головушками, такими, например, как твоя, отбирал бы вообще всякое оружие перед боем. Даже перочинного ножика бы не оставил.

— Ого! — чуть не крикнул Рысаков. — Это почему же?

— Потому, что как только кровь заиграет в таком командире, он хватается за что ни попало и бежит на «ура». А командир, взявшийся за пистолет без явной на то необходимости, перестает быть командиром, превращается в бойца, теряет управление боем…

— В том-то и дело, что трудно иногда понять, где есть необходимость, а где ее нет, — глубоко вздохнув, сказал Рысаков.

Я напомнил Рысакову эпизод из кинофильма «Чапаев», где Чапаев с помощью картофелин поучал своих товарищей, «где должен быть командир» в том или другом случае.

— Помню, — ответил Рысаков, — всю картину наизусть помню. Но я не Чапаев, а мелкая сошка, учти это.

Я промолчал, а когда взглянул на Рысакова, то убедился, что он думает уже о другом, всматриваясь вперед.

— Как-то там Крапка себя чувствует? — заговорил он опять. — А ведь молодец парень! Как думаешь — отчебучит он что-нибудь?

Я не успел ответить.

— Трудно сказать, ведь мы из осторожности даже не сообщили ему о дне нападения, — сам себе ответил Рысаков.

Мы миновали поселок Куклы, откуда группы должны были выступать в исходное положение. До Красного Рога оставалось три километра.

.. В 5 часов утра, по нашему предположению, группы должны были достичь своих мест. Приближалось утро, туман рассеивался, и это вызывало опасение, как бы противник раньше времени не обнаружил наше движение. Впереди показались силуэты домов восточной окраины Заречья. Мы остановили лошадей, и Черный со своей группой, свернув с дороги, стремительно пошел к проволоке и залег там в ожидании сигнала. Противник молчал, не подозревая об опасности.

— Спят, — прошептал мне на ухо Рысаков.

Наш маленький резерв и связные здесь же оборудовали КП, вырыв в снегу яму. Черный спустился в эту яму вслед за Рысаковым и мной. Спустя некоторое время на западной, северо-западной и северо-восточной окраинах села показались большие зеленые круги, бросившие тусклый свет на село. Это Власов, Маринский и Котомин подали сигналы о том, что «готовы».

— Давай! — сказал Рысаков.

И я из двух ракетниц одновременно выпустил две зеленые ракеты.

Они означали: «Огонь, вперед!»