Народная война

«После каждого вызванного крушения на дороге, она расчищалась и ремонтировалась пять часов. Только через шесть часов после аварии проходил первый пробный поезд, а затем все начиналось попрежнему…»

Шесть часов! А трижды шесть — восемнадцать часов в неделю.

Это при условии, когда враг все уже продумал, встретившись с фактами партизанских диверсий на магистралях. Тут у него появились и аварийные поезда и подъемные краны, запасные рельсы вдоль дороги, шпалы, сложенные в штабеля, и т. д. И все-таки тремя авариями мы отняли у врага 18 часов. А три поврежденных паровоза, а вагоны, а живая сила, а техника, а образовавшиеся пробки на станциях и полустанках?.. Но… надо забить в дорогу такую пробку, чтобы ее недели за три враг не смог вышибить… Нам предлагают рвать мосты. Я рекомендую подумать над этим вопросом и вам.

…Задача трудная, но если мы взорвем мост с умом, то достигнем того, чего добиваются от нас командование и обком партии. А именно: поезда встанут; пехота выгрузится, и солдаты пойдут пешком, так как на машинах сейчас не очень-то разгонишься. Пехота безусловно пойдет на нас — пусть: отманеврируем, — лес большой. Зато застрянет техника. На три, на две недели, даже на одну неделю пусть застрянет, а это уже время, а фактор времени, как говорят военные, товарищи, нельзя недооценить…

Ей-право, стоит подумать. Тогда обменяемся опытом. Наш вам привет и наилучшие пожелания. А. Бондаренко».

— Думаю, что это письмо надо читать как письмо члена обкома партии, — ответил я.

Так мы к этим указаниям и отнеслись.

Мы начали работу в трех направлениях.

Во-первых, вели разведку дороги, выискивая участки для налета, изучая систему вражеской охраны и силы противника. Эта работа выполнялась превосходно. Мы уже знали каждый метр дороги, знали силы противника и систему его обороны. Разведку вели пять специально составленных групп, в помощь им привлекалось местное население, путевые рабочие станции Хмелево. Володя Власов, Николай Кириченко, Саша Котомин и другие командиры групп не сходили с дороги, чередуясь между собой.

Мелкие диверсионные операции на дороге, которые все время проводили наши люди и подрывники соседних отрядов, беспокоили немцев. Они стали минировать пути подхода к дороге, создавать минные поля, а мостики, даже незначительные, обносить колючей проволокой в два и в три кола. Почти на всем протяжении дороги усилилась охрана, у моста противник создал постоянные пулеметные гнезда, дзоты, бункеры, которые служили и жильем для охраны. Нас это, однако, не обескураживало. Мы продолжали и мелкие диверсии и разведку.

Временами мы пробовали свои силы и нападали на небольшие охранные гарнизоны, одолевая их, уничтожали сооружения.

Во-вторых, мы тщательно отнеслись к подготовке партизан. Предстояло штурмовать дорогу. И вот к этому штурму мы стали готовить людей. Мы проводили соответствующие учения в лагере, а отдельные задачи «отрабатывали» во время мелких налетов на гарнизоны врага.

И, наконец, в-третьих, мы установили контакт с навлинским партизанским отрядом и отрядом «Смерть немецким оккупантам». Договариваясь о взаимодействии, мы отдавали себе ясный отчет, что для фундаментального, так сказать, налета на дорогу своих сил у нас было мало.

С секретарем Навлинского райкома, членом Орловского обкома и комиссаром навлинских отрядов Александром Васильевичем Суслиным я познакомился заочно.

Я получил от Суслина несколько записок.

Теперь я и Мажукин с разработанным во всех деталях планом налета на станцию Хмелево впервые поехали в отряд к Суслину.

Километрах в трех от лагеря нас задержала застава. Эта застава мне понравилась; прежде всего я обратил внимание на вооружение партизан, на их одежду, на дисциплину. Судя по внешнему виду, навлинцы были богаче нас. Рослый и белолицый начальник заставы, в белом полушубке и в кубанке с красной ленточкой, четко, по-военному, доложил, что он никого не может пропустить в лагерь без особого на то разрешения. Метрах в пяти за начальником заставы отчетливо был виден окоп, из которого на нас смотрело рыльце ручного пулемета и несколько винтовок. Даже можно было разглядеть ходы сообщения, стрелковые ячейки, пулеметные гнезда и завалы из толстых столетних сосен.

Попросив минуту подождать, начальник заставы спустился в окоп, и через несколько секунд мы услышали позывной звонок полевого телефона. Я посмотрел на Мажукина, он посмотрел на меня, восхищенно качнул головой и проговорил, не скрывая зависти:

— Как у командующего армии! Вот это сосед!

Начальник заставы получил по телефону разрешение, дал нам провожатого, юркого паренька, вооруженного карабином и немецкими гранатами. Через двадцать — тридцать минут мы въехали в лагерь. Собственно говоря, приходилось верить провожатому на слово, что это и есть лагерь. Как мы ни оглядывались, лагеря обнаружить не могли. Среди леса — коновязь и конюшня, покрытая хвойными ветвями, а слева — сложенные на лето сани. За деревьями я разглядел также несколько пушек и неподвижных часовых — вот и все.

— Где же лагерь? — спросил я провожатого.