Народная война

Тем не менее мы добились того, что у нас появилось радио. Оно произвело переворот в нашей пропагандистской деятельности. Мы почувствовали дыхание Родины, мы услышали ее голос. Это вдохновляло нас, указывало пути дальнейшей борьбы.

Но все же попрежнему нас беспокоило сознание, что о нашем существовании никто не знает на Большой Земле. Нужно было установить двустороннюю связь. Но как это сделать?

В феврале после долгих метелей выдалась светлая и тихая ночь. В лесной тишине только изредка слышались постукивания дятлов. Перед рассветом мы проснулись в штабной землянке от самолетного гула. Самолет кружился над лагерем. Он то улетал, то появлялся сноса. На этот раз эго был не «костыль» с его характерным прерывистым жужжанием. Не иначе, решили мы, над нами кружится тяжелый бомбардировщик. Мы встревожились, решили, что немцы засекли местоположение нашего лагеря и теперь начнется бомбежка.

Все вышли на волю. Было видно, как от самолета отделилась черная точка, за ней вторая, третья… Нам сразу же пришла в голову мысль, что немцы выбрасывают парашютный десант.

Тревоги мы не подняли, но по команде Рысакова роты Тарасова и Черного и группа из отряда имени Баумана, находившаяся в эти дни на главной базе, рассыпались по лесу. Я отправился с ротой Тарасова. Предстояла задача выловить парашютистов поодиночке до того, как они соединятся.

Точно определить место, где парашютисты опустились, было трудно из-за деревьев. Поиски затруднял также глубокий снег. Кроме того, дятлы, растревоженные гулом самолета, подняли в лесной тишине такой перестук, что нам за каждым деревом мерещился вражеский автоматчик.

Наконец группа Черного напала на след: на ветвях сосны Иван Акулов обнаружил парашют. В чащу по глубокому снегу уходили следы человека. Черный со своими людьми рассыпался цепью и окружил это место. Вскоре впереди за кустом показалась человеческая тень. Акулов с Гуторовым кинулись к парашютисту. Тонким женским голосом парашютист закричал на чистом русском языке:

— Не подходи, стрелять буду!

Но кто-то из хлопцев Черного уже подкрадывался сзади. Пока, путаясь в снегу, десантница изготовляла оружие, он кинулся на нее. Подоспели другие, выбили пистолет и скрутили ей руки.

Вскоре хлопцы из группы Тарасова обнаружили еще двух парашютистов.

Теперь в наших руках было уже три парашютиста: две девушки и паренек с автоматом ППШ. За спиной у него в брезентовом чехле висела радиостанция.

Парашютисты были сброшены советским командованием специально для того, чтобы установить связь с партизанами, о действиях которых, как ни странным показалось это нам в тот час, имелись сведения на Большой Земле. Перед вылетом парашютисты условились, что будут сигнализировать друг другу постукиванием палок о стволы деревьев. К их великому удивлению, когда они приземлились, весь лес наполнился таким постукиванием: стучали дятлы.

На другой день мы отыскали в лесу четвертого парашютиста. Это был командир группы лейтенант Кудрявцев, могучий парень, ростом и телосложением напоминающий нашего Тараса Бульбу.

— Неужели парашют выдерживает таких? — все приставал к нему, Саша Карзыкин.

В тот же день мы связались с штабом фронта, сообщили о себе все данные и получили от штаба задание.

С этой поры установилась у нас постоянная двусторонняя связь с Большой Землей.

Полиграфические средства наши попрежнему оставались весьма скудными. Мы имели одну пишущую машинку. Я овладел искусством машинописи, и мне приходилось просиживать целые ночи напролет за машинкой, размножая листовки и сводки Совинформбюро. Листовки писали мы и от руки. Бумаги у нас было очень мало, мы писали на картоне, на тонких дощечках, на стекле, печатали на полотне и на березовой коре. Наутро наши люди разносили листовки по селам, на железнодорожные станции и даже в Брянск.

Были у нас в отряде и специалисты-агитаторы. Эту роль исполнял, в частности, Иван Васильевич Гуторов. Носил Иван Васильевич самую разнообразную одежду. Иногда он надевал то, что удалось ему сохранить из военного обмундирования: гимнастерку, шаровары, пилотку, сапоги и плащ-палатку. В военной форме он выглядел молодецки. Зимой, да еще во время выездов, Гуторов иногда одевался в форму немецкого офицера и тогда походил на белобрысого фрица. Но чаще всего надевал суконное, основательно потертое, длинное и широкое пальто на бараньем меху с каракулевым воротником, лежавшим на его плечах шалью, и новую каракулевую черную папаху. На ноги-в этом случае он натягивал серые валенки. С автоматом на груди, с которым никогда не расставался, он забавно выглядел в этой одежде.

В самые мрачные минуты нельзя было сдержать улыбки, если Гуторов хотел рассмешить. Любитель побалагурить, он всегда имел в запасе какое-нибудь забавное словечко. В окрестных деревнях от мала до велика все знали Гутороза по имени и отчеству, точно он родился и вырос в этой местности.

— А, Иван Васильевич, здравствуй, здравствуй, заходи в гости, — говорили ему женщины, дети и мужчины в деревнях.

Он останавливался, заводил разговор, как со старыми знакомыми.