Народная война

Без карты, без точного знания местности трудно было представить размеры движения. Но количество отрядов и расстояние, на котором они находились от нас (восемьдесят— сто километров), свидетельствовали о его размахе. Близко от нас находились трубчевцы, совсем рядом — навлинцы, а севернее, где-то за Брянском (об этом нам также сообщил Дарнев), действовали отряды города Брянска под командованием Кравцова, Ромашина и Дуки.

Стало быть, отрядов было много, силы наши были немалые, задача состояла в том, чтобы связаться друг с другом и выработать план единых действий. Партийный актив Выгоничского района на своем закрытом совещании высказался за объединение.

Утром Фильковский, Мажукин и я написали Бондаренко и его друзьям ответное письмо; заканчивалось оно так:

«Мы за объединение отрядов и за централизованное руководство партийными организациями. Ты член обкома партии — тебе и карты в руки. Берись за это дело, рассчитывая на нашу полную поддержку».

ТРУБЧЕВСКИЕ ПОДПОЛЬЩИКИ

После собрания Фильковский не отпустил гостей и долго расспрашивал Дарнева о житье-бытье в отряде Бондаренко. Дарнев охотно рассказывал кое-что. Его рассказ напомнил Фильковскому о трагической гибели семьи. Он помрачнел. Дарнев спросил, что с ним? Фильковский ответил коротко:

— Вспомнил о своей семье.

Дарнев ничего не знал о горе Фильковского. Он стал расспрашивать, что случилось с семьей. Фильковский рассказал ему.

— Никогда не прощу себе, что я сам вернул их из эвакуации, — закончил свой рассказ Фильковский.

Дарнев накинул на плечи полушубок, торопливо нахлобучил шапку и вышел на улицу. Я думал, что его расстроило горе Фильковского. Позднее, когда Дарнев вернулся, мы узнали, что горе Фильковского разбередило его собственные раны: он потерял любимую девушку.

Дарнев пробыл у нас до следующего дня. Часов до четырех ночи мы провели в разговорах. Со слов Дарнева я узнал историю о том, как трубчане освободили свой город и о том, как погибла его любимая. С тех пор Вера Красина и все, что связывалось с ее именем, отчетливо сохранилось в моей памяти. Я собрал после этого еще много дополнительных сведений, которые помогли мне полнее восстановить его рассказ.

…Вера Красина, дочь рабочего овощесушильного завода, до войны училась в десятилетке, а Дарнев работал механиком МТС. Вся молодежь Трубчевска знала этого парня. Алексей был одним из руководителей комсомольской организации района. С Верой Красиной он познакомился на городском комсомольском собрании. Они стали часто встречаться по работе и горячо спорили о задачах воспитания молодежи.

Встречались они в городском саду и на танцплощадке. Дарнев был отличным танцором, и Вера предпочитала его другим. С течением времени дружба между молодыми людьми перешла в любовь.

Весной 1941 года Вера окончила школу. Райком комсомола предложил ей работу в аппарате, но Вера хотела учиться, собиралась поступить в Пединститут. Дарнев хотел стать инженером. Молодые люди вместе решили ехать в Брянск, вместе строить свою дальнейшую жизнь.

Начавшаяся война разрушила их планы. В августе пал Гомель, затем Чернигов. Враг приближался к Трубчевску. Дарнев, как и многие советские люди, рвался на фронт. Он побывал уже у военкома и оставил ему заявление, написанное им от имени себя и Веры. «Мы пойдем вместе», — писал он в конце. Военком обещал посоветоваться в райкоме партии. Но райком забронировал его как механика и не отпускал. Дарнев подавал одно заявление за другим во все инстанции, до обкома партии включительно, но все его требования о немедленной отправке на фронт остались безуспешными.

Дарнев нервничал, злился на всех, и, когда Вера спросила его, поедут ли они на фронт вместе, он ответил с досадой:

— Откуда я могу знать? Я же не анархист какой-нибудь: что хочу, то и делаю. Хочу с милкой на фронт еду, хочу без нее.

— При чем тут милка. Я говорю с тобой, как комсомолка…

Дарнев не сдержался и ответил совсем резко:

— Ну, а я не райком комсомола.

Вера не сказала ему больше ни слова и ушла.

В сентябре враг вышел на реку Судость. Трубчевск эвакуировался. Дарнев настолько был занят работой по эвакуации, что целую неделю не заходил домой и даже мать потерял из вида.

Не встречался он и с Верой.

В конце недели Дарнева вызвали в райком партии. Принимал его секретарь райкома Бондаренко, который, как заметил Дарнев, сильно за это время изменился. Дарнев привык его видеть в штатском костюме, с галстуком. А теперь он был в новом военном обмундировании, с тремя прямоугольниками на алых петлицах и с пистолетом на боку, подтянутым и выглядевшим очень молодо, несмотря на значительную лысину.

На столе секретаря райкома лежала разукрашенная цветными карандашами карта района, и Дарнев понял, что вызвали его не с докладом о проделанной работе. Усадив Дарнева в кресло, Бондаренко сказал:

— Хорошо потрудился, Леша, молодец.

Дарнев густо покраснел.

— Но дело-то только еще начинается, друг мой… Трубчевск, наверное, наши оставят, а нам уходить некуда. Мы формируем отряд, который будет действовать в тылу врага. Страшно? — И Бондаренко посмотрел в глаза Дарневу.