Народная война

Вася молчал. Правду сказать он не имел права, а лгать больше не мог. Итак, сам того не желая, он забросил в душу девушки горькое семя сомнения.

Вскоре, однако, Дарнев с Верой встретился. И хотя встреча их тоже имела трагический конец, все же Вера узнала, правду.

Как-то поздно ночью, когда Дарнев шел на одну из явок в город, ему очень захотелось пройти мимо дома любимой девушки. Вера точно этого и ждала. Она вышла из дома и лицом к лицу столкнулась с Дарневым. Она бросилась к нему на шею и громко сказала:

— Лека!

У Дарнева задрожали руки, заколотилось сердце, в последнюю секунду он подавил в себе желание обнять Девушку. Отстранив ее, он, изменив голос и с притворной насмешкой, проговорил:

— Ошиблись, гражданочка, не на того напали.

Вера схватила его за руку и закричала:

— Ах, вот что! Так ты дезертир!

Дарнев пытался вырваться, она не отпускала.

— Теперь я поняла тебя, ты скрываешься, усы отрастил, под арестанта снарядился, негодяй…

Дарнев зажал ей рот.

— Подожди, что ты делаешь? Я сейчас все объясню… — забормотал Алексей и потащил Веру за угол. — Я по заданию… В отряде. Понимаешь, так надо для дела…

С такой страстью и мукой проговорил все это Алексей, что Вера поверила ему, замолчала, потом осмотрелась и быстро увлекла Дарнева в овраг, в котором начинался сад ее отца.

Они вошли в сад, где еще так недавно, этой весной, просиживали на скамейке ночи напролет, а яблони-антоновки осыпали их головы и плечи душистыми лепестками белых цветов… Теперь уже наступила осень. Мрачно в городе и горько на душе. В саду пусто. Яблони давно отцвели, плоды созрели, но их никто не снимал — не до них было людям. Яблоки падали на землю, в траву и гнили, наполняя сад приторной винной прелью. Ноги скользили. В траве жужжали какие-то мушки. Дарнев хотел немедленно уйти, он осуждал себя за малодушие, за болтливость. Что скажет ему Бондаренко, если узнает об этой встрече? А Вера настаивала:

— Как хочешь, а я пойду с тобой. Я буду делать все, что потребуется. Я выдержу, я справлюсь…

— Знаешь что, — говорил ей Дарнев, не зная, как ее разубедить, — пора увлечений и романов прошла. Не время теперь…

— Как это дико, как глупо, — перебила его Вера. — И какой ты, и какой… — она не договорила. — Ну хороню, а что делать мне?

— В райкоме была? Сходи в райком, — говорил он, чувствуя, что это не те слова, которые нужно сейчас говорить, а других слов не находил.

Дарнев действительно не знал, что посоветовать девушке. Он хотел, чтобы Вера не рисковала собой.

— Райком, — с раздражением повторила Вера. — Нас, девушек, считают в райкоме не то глупыми, не то… не пойму их. И эвакуироваться со школой я не хочу, я уже не школьница… Последний раз спрашиваю тебя, что мне делать? Не знаешь? Тогда прощай.

— Вера, прошу тебя, не глупи, эвакуируйся. Сделай это для меня, — сказал Алексей.

— Знаешь, Лека, пора увлечений и романов прошла, — повторила Вера слова Дарнева, — ты занят делом, почему я не могу им заниматься? Конечно, мне такого дела не поручат, ну, что же, я пойду в госпиталь. И, если хочешь знать, я уже принята в госпиталь.

Они простились, ни о чем не договорившись. Их сковывала неопытность. Алексей твердо усвоил наказ Бондаренко о конспирации, его требование никому не показываться, тем более ни с кем не говорить, никого не вербовать — это не его дело. Конечно, Бондаренко не мог знать об отношениях Алексея и Веры, неизвестно ему было и то, что Вера боевая, энергичная и решительная девушка, что она была бы не лишней в отряде… Только теперь стало ясным, как много мы допускали непростительных ошибок. Но что поделаешь?

С госпиталем Вера Красина ушла из города. Дарнев узнал об этом из записки, которую Вера все-таки передала ему через Марию Ивановну.

«Лека. Я не сержусь на тебя, не обижайся и ты на меня, — писала девушка. — Госпиталь сегодня уходит, и я с ним. Раненых перевязывать я научилась, работу люблю. Одна беда, уж очень больно и жалко наших людей. До свиданья, милый. Вечно твоя и с тобой Вера».

Алексей никому не показал этой записки. Итак, Вера ушла. Но ни Дарнев, никто другой не знал того, что вскоре Вера попала с госпиталем в окружение и, измучившись в долгих бесплодных скитаниях, вынуждена была вернуться в Трубчевск, который к тому времени заняли фашисты.