Народная война

— Страшно, — ответил Дарнев.

— В Трубчевске остается весь состав райкома, — продолжал Бондаренко, — я, Бурляев, Коротков, Сенченков, Абрамович, Шемет, — словом, весь актив. А как ты, Алексей?

— И я, — ответил Дарнев.

Вошел Шемет, высокий сутуловатый человек с волевым лицом и пытливым взглядом полуприщуренных глаз.

Правая рука у него была забинтована. Мокрая от пота и забрызганная кровью гимнастерка прилипла к широкой груди.

— В самую последнюю минуту и не повезло, Алексей Дмитриевич, — говорил Шемет, точно в чем-то оправдываясь. — Как же теперь быть?

Райком партии попросил Военный совет армии отозвать Шемета, бывшего работника райземотдела, с передовой и откомандировать его в распоряжение райкома партии на подпольную работу. Бондаренко уже встречался с Шеметом и разговаривал с ним по этому вопросу. Шемет согласился остаться в тылу врага.

Бондаренко показал теперь на Дарнева и сказал:

— Вместе будете работать.

Шемет кивнул головой и задумался. По лицу его пробежала тень. Бондаренко заметил.

— Конечно, трудно будет, товарищ Шемет, — сказал он.

— И главным образом потому, Алексей Дмитриевич, что город-то наш с гулькин нос, — подтвердил Шемет, — самый последний мальчонка с окраины, и тот знает в лицо… И ничего не известно, ровным счетом ничего: как ведет себя враг? Какой тактики держаться нам в отношении него? А ведь наверное наши товарищи украинцы и белоруссы кое-какой опыт уже приобрели. Вот и поделились бы им тихонько…

— В том-то и дело, друг мой, — перебил его Бондаренко, — что инструкций на каждый район не разработаешь. Глупышом бы выглядел человек, взявшийся за разработку таких инструкций… Умно выполняй указания товарища Сталина и не ошибешься. А опытом белоруссы с нами делятся. И вот тебе, например, исходя из опыта белоруссов, и должность вырисовывается в стане врага… полицейским будешь… Да, да. Гитлеровцы создают так называемые отряды полицейских, комплектуют их молодчиками из числа там всяких уголовных, кулацких и прочих элементов. Как ты думаешь — категория каких-нибудь «прочих» тебе не подойдет? Белоруссам и украинцам вот удается проникать в такие организации, больше скажу тебе, удается брать их в свои руки…

— Чорт его знает, Алексей Дмитриевич, — сказал Шемет, — об отрядах таких я не знал, но не один раз уже думал о том, что устроиться в какое-нибудь учреждение не помешало бы… а как? Шуму, что ли, предварительно наделать: вот, мол, он пособник врага, дезертир, предатель, скрывался, маскировался, к партии примазался. В газетах об этом размалевать, решение райкома об исключении объявить…

— Нет, нет, — перебил его Бондаренко, — это не то. Не на дураков надо рассчитывать. Мы имеем дело с хитрым и коварным врагом… Но о подробностях потом. Рана, скажи, как? Очень беспокоит? Опасно? Может быть, тебе лучше в госпиталь?

В госпиталь Шемет итти отказался, он объяснил, что ранение легкое, и высказал предположение, что оно даже может облегчить его положение.

Шемету Бондаренко рекомендовал присмотреться вначале к врагу, к оккупационным порядкам, а уж потом они конкретно договорятся о действиях, о поведении. Обусловили пароли, определили явочные квартиры. Провожая Шемета, Бондаренко сказал:

— Вы — наши пробные шары…

— Вкатимся, Алексей Дмитриевич, — уверенно ответил Шемет и посмотрел на Алексея. Дарнев встал и, крепко пожимая Шемету руку, сказал взволнованно:

— Постараемся, товарищ Шемет.

Надо было уходить и Дарневу, но ему хотелось сказать Бондаренко что-нибудь о Вере. У него родился план об использовании Веры в качестве связной. Пока Бондаренко разговаривал с Шеметом у двери, Алексей последний раз осматривал кабинет секретаря райкома партии. Все здесь было попрежнему: тот же стол, покрытый красным сукном, те же шкафы с книгами и газетами, портреты Ленина, Сталина, членов Политбюро. Только по-казарменному заправленная койка, стоявшая в одном из углов, нарушала обычный стиль этой кабинетной обстановки и казалась неуместной, совсем лишней.

— Разрешите, товарищ Бондаренко, с одним человеком поговорить о работе в подполье…

— Нет, нет, Леша, — перебил Бондаренко Дарнева, — оставь уж это право за нами. Как на самого себя, надеюсь я на тебя, Алексей. Обстановка меняется, завтра ты можешь оказаться совершенно в ином мире. Самый близкий друг твой не должен знать о твоей работе.

И Дарнев не решился заговорить о Вере.

Дарневу поручили очень ответственную работу: подготовить явки в городе и организовать базы в лесу для отряда. С этого времени ему запретили показываться людям на глаза.

— Учись, брат, конспирации, — сказал ему Бондаренко.