Читаем Народные дьяволы и моральная паника. Создание модов и рокеров полностью

Некоторые главные констебли ввели практику официальных пресс-конференций для объяснения приготовлений. Тщательно продуманные планы составлялись заранее, и такие государственные учреждения, как Министерство внутренних дел, принимали на себя координирующую роль. Этим «тайным» планам намеренно давали просочиться в прессу задолго до ожидаемых событий якобы для того, чтобы предупредить модов и рокеров об ожидающей их участи, но также и чтобы заверить общественность в том, что что-то делается. За неделю до Пасхи 1965-го газета Sunday Telegraph (11 апреля 1965 года) напечатала подробный отчет о проведенной неделей ранее конференции Министерства внутренних дел, на которой присутствовали комиссар лондонской полиции и главные констебли городов южной Англии, которые могли быть затронуты беспорядками. В то же время в Клактоне были приняты меры по размещению наряда полиции на развилке главной дороги на окраине города для передачи предупреждений по радиосвязи патрулю на набережной. В 1966 году система предупреждений была усовершенствована. На конференции старших офицеров полиции в университете Лестера главный констебль Гастингса сообщил, что в клубах и кофейнях действует тайная сеть полицейских в штатском и информаторов[214]. Агенты, внедрившиеся в ряды модов, передавали информацию напрямую в Скотленд-Ярд; они, очевидно, заметили зловещее обстоятельство – рост числа самопровозглашенных главарей банд. По словам главного констебля, тревожные признаки предварительного планирования можно было наблюдать заблаговременно – во время футбольных беспорядков и организованного срыва политических собраний перед всеобщими выборами. Теперь у полиции была собственная система раннего предупреждения для распознавания таких знаков: «Этим людям не удастся собраться так, чтобы мы об этом не узнали заранее»[215].

Как и в описанных ранее случаях массового заблуждения, ситуация была достаточно неоднозначной для возникновения случаев ложной тревоги. Неоправданные ожидания, впрочем, не привели к сбою в системе предупреждения или к созданию психологической защиты от угрозы; отсутствие беспорядков можно было отнести за счет эффективности сдерживающих факторов («они знают, что мы не потерпим их в нашем городе») или изменений в планах захватчиков. Когда общественный интерес к модам и рокерам спал и, следовательно, необходимость в подобной рационализации уменьшилась, предупреждения стали менее афишированными – несмотря на то что само девиантное поведение не сильно изменило свою модель. Девиантность стала обычным явлением, поэтому в официальных предупреждениях не было необходимости. Достаточно было свериться с календарем, чтобы узнать дату следующего шоу.

<p>Массовки</p>

Что же происходило и какая атмосфера была во время фазы воздействия типичного инцидента? Первое, что следует отметить, – в каждом случае присутствующие молодые люди представляли собой сборище или несколько взаимосвязанных сборищ, а не группу (или банду) и тем более не две четко структурированные группы или банды. С точки зрения организационных критериев, используемых социологами для определения таких явлений[216], коллективности находились на наименее определенных концах континуума и были далеки от образа сплоченных банд, представленного в фазе описания. Руководство было более спонтанным, действия более сиюминутными и менее обдуманными, эмоции более преходящими, организация куда слабее, а цели – куда менее четко определенными, чем это представлено в большинстве описаний, использующих образ «воюющих банд».

Невозможно было и описать эти сборища с точки зрения классических стереотипов психологии толпы: мало исходной психологической однородности, которая должна была характеризовать такие группы, и значительный разброс в бэкграунде и мотивации. Однородность развивалась только за счет постоянного взаимодействия, и даже на пике активности толпы наблюдались очень разные модели участия. Эти сборища не походили на революционные массы или линчевателей, а в целом представляли собой ряд пассивных и неуверенных групп, ожидающих, что их будут развлекать.

Пассивность и ожидание были господствующими настроениями в контексте ритуальных выходных на курорте, где царили праздность и увеселения. Брайтон, Клактон, Маргит, Саутенд, как бы ни отличались друг от друга, имеют много общего: известная убогость, чересчур дорогие и переполненные торговые точки, странное ощущение, что вокруг вас во всех направлениях движется толпа, всепроникающий запах лука, хот-догов и фиш-энд-чипс – общее впечатление дешевизны и некоторого надувательства[217].

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

21 урок для XXI века
21 урок для XXI века

«В мире, перегруженном информацией, ясность – это сила. Почти каждый может внести вклад в дискуссию о будущем человечества, но мало кто четко представляет себе, каким оно должно быть. Порой мы даже не замечаем, что эта полемика ведется, и не понимаем, в чем сущность ее ключевых вопросов. Большинству из нас не до того – ведь у нас есть более насущные дела: мы должны ходить на работу, воспитывать детей, заботиться о пожилых родителях. К сожалению, история никому не делает скидок. Даже если будущее человечества будет решено без вашего участия, потому что вы были заняты тем, чтобы прокормить и одеть своих детей, то последствий вам (и вашим детям) все равно не избежать. Да, это несправедливо. А кто сказал, что история справедлива?…»Издательство «Синдбад» внесло существенные изменения в содержание перевода, в основном, в тех местах, где упомянуты Россия, Украина и Путин. Хотя это было сделано с разрешения автора, сравнение версий представляется интересным как для прояснения позиции автора, так и для ознакомления с политикой некоторых современных российских издательств.Данная версии файла дополнена комментариями с исходным текстом найденных отличий (возможно, не всех). Также, в двух местах были добавлены варианты перевода от «The Insider». Для удобства поиска, а также большего соответствия теме книги, добавленные комментарии отмечены словом «post-truth».Комментарий автора:«Моя главная задача — сделать так, чтобы содержащиеся в этой книге идеи об угрозе диктатуры, экстремизма и нетерпимости достигли широкой и разнообразной аудитории. Это касается в том числе аудитории, которая живет в недемократических режимах. Некоторые примеры в книге могут оттолкнуть этих читателей или вызвать цензуру. В связи с этим я иногда разрешаю менять некоторые острые примеры, но никогда не меняю ключевые тезисы в книге»

Юваль Ной Харари

Обществознание, социология / Самосовершенствование / Зарубежная публицистика / Документальное
21 урок для XXI века
21 урок для XXI века

В своей книге «Sapiens» израильский профессор истории Юваль Ной Харари исследовал наше прошлое, в «Homo Deus» — будущее. Пришло время сосредоточиться на настоящем!«21 урок для XXI века» — это двадцать одна глава о проблемах сегодняшнего дня, касающихся всех и каждого. Технологии возникают быстрее, чем мы успеваем в них разобраться. Хакерство становится оружием, а мир разделён сильнее, чем когда-либо. Как вести себя среди огромного количества ежедневных дезориентирующих изменений?Профессор Харари, опираясь на идеи своих предыдущих книг, старается распутать для нас клубок из политических, технологических, социальных и экзистенциальных проблем. Он предлагает мудрые и оригинальные способы подготовиться к будущему, столь отличному от мира, в котором мы сейчас живём. Как сохранить свободу выбора в эпоху Большого Брата? Как бороться с угрозой терроризма? Чему стоит обучать наших детей? Как справиться с эпидемией фальшивых новостей?Ответы на эти и многие другие важные вопросы — в книге Юваля Ноя Харари «21 урок для XXI века».В переводе издательства «Синдбад» книга подверглась серьёзным цензурным правкам. В данной редакции проведена тщательная сверка с оригинальным текстом, все отцензурированные фрагменты восстановлены.

Юваль Ной Харари

Обществознание, социология