Народные дьяволы и моральная паника. Создание модов и рокеров

Я спросил их, почему они приехали. Большинство не знали, что ответить, но из последующих разговоров мне стало понятно, что они приехали клеить девушек. Одни приехали, потому что в прошлом году были в Клактоне, а в позапрошлом – в Маргите, другие – потому что все приехали. Я спросил, где они собираются ночевать. Мало у кого были хоть какие-то планы, большинство собирались найти место на пляже. О том, что может похолодать или пойти дождь, почти никто не подумал. Некоторые не взяли с собой даже одеяла… Общее впечатление, которое у меня сложилось о том, что они на самом деле делали в Брайтоне, было довольно расплывчатым. Обычным ответом было: «Ничего». Казалось, они бесцельно слонялись, им было скучно и холодно…[222]

Я спросил мальчика из Элтема, весело ли ему было. – «Не очень». – Почему же он приехал, если знал, что здесь все так? – «В Лондоне нечего делать». – А есть ли где-нибудь что-то, что он хотел бы поделать? – «Вообще, если на то пошло, нет»[223].

В подобных сообщениях примечательны две вещи. Первая – полное и почти циничное осознание ребятами своего положения. Так, один парень сказал мне на полном серьезе: «Ну, нам скучно дома, мы решили сменить обстановку и поскучать в Брайтоне». Вторая примечательная вещь заключается в очевидном непонимании сторонними наблюдателями, почему такие настроения вообще доминируют. Эти настроения можно объяснить, как я покажу в следующей главе, с точки зрения разрывов в ценностях досуга, на чем останавливает внимание Даунс в своей теории о преступности среди маргиналов из рабочего класса. У молодых людей скука сопровождалась, впрочем, постоянной надеждой (которая под влиянием фазы описания и последующей реакции общества превратилась в более сознательное ожидание), что что-то все же произойдет: в конце концов, «мало ли что». Разговор с волонтером проекта Archways (который неверно истолковал ситуацию со своей точки зрения человека, принадлежащего к среднему классу) передает это ожидание:

Волонтер: Оправдал ли Брайтон твои ожидания? Пятнадцатилетний мод: Да я ничего не ожидал, я не знаю. Волонтер: Ничего?

Мод: Ну, знаете, я просто подумал, посмотрю, что происходит, а если все бы сложилось, мы б словили кайф, правда?

Из контекста ясно, что «сложилось» означает волнения или что-то захватывающее: драки между модами и рокерами, провоцирование полицейских, сталкивание девушек в море, покупка «колес» или успешная попытка «склеить девочку» – никакого определенного плана, кроме как принять участие в любых забавах или (что более вероятно) хоть посмотреть на них.

Волнение, воодушевление, «движуха» (или в более поздней, скинхедовской версии – «растравление») были заложены в массовых сценах. Не просто общие элементы, известные из описания беспорядков во время спортивных и развлекательных мероприятий[224], – приток в маленький город или развлекательный центр приезжих, сильно выделяющихся своими интересами, возрастной группой и такими явными символами, как одежда, – но и особая последовательность общественных реакций, создающая новые сценарии. Действие становилось все более ритуалистичным и предсказуемым. Тогда как лишь четверть выборки Баркера – Литтла (в начале 1964 года) признались, что поехали в Маргит в ожидании неприятностей, все опрошенные ожидали неприятностей во время сборищ на следующих выходных. Когда неприятности получили статус институционализированных, надежда, что что-нибудь произойдет, превратилась в определенное ожидание.