На иконе строгого режима —Двенадцать мучеников начертанныхВ серых робах,Стопы упирают в охряные и багровые горки голгофы,На световидных челах – наколки:«Причащались с опущенными».Как положено по канону,Каждый держит в шуйце орудие своего мученья:Выточенную из напильника заточку,Древко швабры,С помощью коего, вбивая его в задний проход, «делают ведьму»,Кусок бетонного пола, На который с размаху, за руки-ноги приподнявши, Бросают, насмерть внутренности отшибая, В деснице – маленькое мягкое слепенькое Евангелие (Издание «Гедеоновых братьев», С нацарапанным самодельно на ледериновой обложке Чернильным восьмиконечным крестом). Казавшаяся вековечной, Статистика предательства сими препобеждена ныне: Среди двенадцати – ни одного Иуды. Нимбы сияют златом. В ликах — Новый закон: «Верь, бойся, проси!» Из сих трёх боязнь пока еще особенно заметна, Еще боязнь, но,направленная к Небу, постепенно Переходящая в невероятную радость.Крушение поезда
Говорит машинист поезда
:– Я ненавижу православие,потому что оно не помогло,так и знал, что не могло помочь:две недели назад составосвятили, приходил одутловатый попв золоченой чешуе,с утомленными равнодушными глазамибесцветного цвета,скороговоркой басил, брызгал водой,в кабине моей прилепилсвою раскладную троицу: женщину, еще кого-то и лысого старика.Вот эта троица – кабина сгорела, а она цела.Чудо, не нужное никому.Может, пригодится этому попудля его пропаганды.Говорит человек, левой рукой прижимающий к груди оторванную правую
:– Я ненавижу православие,потому что оно фанатично и мракобесно.Я бродил в темноте,не соображая ничего,и искал свою руку.А жена – фанатичка, истеричка жена,она стала такой, когда стала ходить в свой храм,как я с ней ни спорил, как ни просил! —не помогала искать, только мешала,она вцепилась в меня и торжествующе выла:«За твои грехи, это за твои грехи!Крестись и кайся, крестись и кайся!» – дура,чем мне было креститься,когда я никак не мог найти свою руку.Говорит маленькая девочка: