Народы моря

Меня привлекают алалахцы на сторожевом ходе, которые пытаются остановить моих воинов. Я пришел с луком, потому что уверен, что саблей махать вряд ли придется. Слишком слаб городской гарнизон против моих воинов, захвативших уже столько городов. Надев зекерон и тетиву, натягиваю последнюю, разминая руку. Лук тихо поскрипывает, будто недоволен тем, что оторвали от спокойного отдыха в колчане.

Воины рядом со мной, позабыв, что надо подниматься по лестнице, участвовать в штурме, следят за моими манипуляциями. Все знают, что у меня самый тугой лук, что стреляю не так, как все, но дальше всех, и попадаю метче. Им хочется увидеть это, чтобы потом поделиться личными впечатлениями, а не чужими рассказами. В то, что ты видел сам, верят быстрее.

Посветлело уже настолько, что я различаю лица защитников города на сторожевом ходе. Я выбираю ближнего слева от лестницы, который в промежуток между зубцами стреляет из лука по тем, кто поднимается. Лук у него простой. Но и дистанция всего метров десять, так что все стрелы, так сказать, в тему. Когда он целится в очередной раз, моя стрела попадает ему в правую щеку и, судя по тому, как дернулась кожаная шапка, вылезает над левым ухом. Не успев выронить лук, он падает в промежуток между зубьями, а потом сползает на сторожевой ход. Его соседу, тоже лучнику, я попадаю в правую руку. Стрела пронзает ее насквозь и до половины залезает в грудь. Этот сразу роняет лук, но еще какое-то время стоит неподвижно, решая, видимо, умирать или еще пожить малехо? Дальше я снимаю трех копейщиков справа от лестницы, и стоявшие на ней в ожидании, когда передние продвинутся, начинают движение. Больше никто им не мешает, так что очередь начинает быстро рассасываться. Я помогаю соседям слева и справа, растратив еще десяток стрел, после чего прячу лук в колчан и поднимаюсь по лестнице. На сторожевом ходе возле нее лежат десятка два трупов. Большая часть — алалахцы. Доспехи у них кожаные, усиленные на груди и плечах дошечками. Только у одного бронзовый шлем и надраенная, овальная, нагрудная пластина. Вспомнил почему-то, что в бытность мою князем Путивльским такую пластину, только стальную, называли зерцалом. Таки в нее можно было посмотреться, как в зеркало. Как в кривое зеркало, чем и развлекались иногда дружинники.

Наверху я опять достал лук и послал еще несколько стрел вниз, где улицу перегораживал отряд из полусотни горожан, вооруженных, чем попало. Первым делом убил вооруженного мотыгой с длинной рукояткой. Это придурок размахивал сельскохозяйственным орудием из стороны в сторону, никого не поражая, зато мешая сражаться и своим, и чужим. Не люблю, когда портят зрелище. Всё-таки смертный бой завораживающе красив, несмотря на кровь, крики и стоны. Остальные мои стрелы сразили алалахцев из задних рядов, чтобы случайно не задеть своих. Сзади обычно стоят не самые отважные, что подтвердилось и на этот раз. Потеряв четыре человека, они решили, что сделали ради своей защиты достаточно и разбежались по домам или укрытиям. Памперсов сейчас нет, но что-нибудь обязательно поменяют.

Лестница вниз, идущая вдоль стены, имела деревянные перила. Пока что это считается роскошью. На каждой ступеньке приходится выбирать: наступать на труп или раскорячиваться? Сперва выбираю второй вариант, а потом первый, потому что так быстрее. Слышу, как стонет под моей ногой раненый, и приказываю идущим за мной добить его.

На улице у стены тоже лежат убитые. Странно, вроде бы сопротивления сильного нет, а погибших алалахцев много. Наверное, понимают, что пощады им не будет, предпочитают умереть в бою. Во всех нынешних религиях смерть в бою засчитывается богами в плюс и улучшает пребывание в подземном мире.

Дворец правителя был сравнительно скромен. Я даже подумал, что это дом богатого купца, потому что имел широкий двор и два больших склада. Во дворе на коленях стояли Наассон и его семейство из пяти жен и почти трех десятков детей разного пола. Видимо, были еще и старшие сыновья, которые или погибли, или сбежали, или прячутся. Я приказал своим воинам не убивать правителя. Надо, во-первых, допросить Наассона и узнать, почему у него зашкаливает борзометр, а во вторых, сделать всю семью рабами. В шахты по добыче железной руды на острове Эльба постоянно нужны рабочие без квалификации, чтобы грузить, перетаскивать и выгружать тележки. Работа не самая тяжелая, но почему-то на ней быстро дохнут. В сражении Наассон не участвовал, хотя для своих сорока двух лет выглядел довольно бодрым. Наверное, поэтому так смело вел себя, надеялся, что погибать будут другие, а он отсидится за их спинами, пока… Вот это «пока» и не давало мне покоя.

— Расскажи мне, почему ты так дерзко вел себя, кто или что надоумило, и я сохраню жизнь тебе и твоему семейству, — предложил я.

Наассон упорно смотрел в землю, таким образом, видимо, выражая мне полное презрение. Его наголо выбритая голова была красна, словно по ней только что пошлепали деревянной мешалкой для теста.