Нарративная экономика. Новая наука о влиянии вирусных историй на экономические события

До 1930 года: появление все более ярких нарративов о том, как машины заменят людей

Описание автоматизированного будущего становились все более и более выразительным, но истории по-прежнему оно казалось чем-то очень далекими от реальности. Слово «робот» не использовалось в газетах и книгах до 1930-х годов, хотя были и некоторые яркие исключения, например, светофор, описанный в Los Angeles Times в июле 1929 года. Он заменил полицейских, регулировавших движение на перекрестке в городе Медфорд (штат Массачусетс):

«Робот, который представляет собой обычную вышку управления дорожным движением с красными, желтыми и зелеными огнями, управляется автоматически самими автомобилями, когда те проезжают по чувствительным пластинам, установленным на дорожном покрытии. Машине не стоит стоять и ждать, когда не будет встречного движения. Если автомобиль подъехал к перекрестку и путь свободен, то пластина, вмонтированная в мостовую, отдаст приказ включить зеленый свет. Если автомобиль ожидает пересечения перекрестка, а встречное движение достаточно интенсивное, то всякий раз при возникновении просвета в потоке автоматически включается свет, разрешающий проезд для ожидающего автомобиля, а после пересечения им перекрестка приоритет незамедлительно возвращается направлению с интенсивным движением. Робот управляет множеством машин, причем в первую очередь разгружаются, хотя бы частично, улицы с наибольшим объемом трафика, создавая плавный равномерный поток движения на всех направлениях на этом сложном участке» (17).

Читая этот абзац сегодня, почти столетие спустя, мы можем задаться вопросом, почему мы до сих пор время от времени стоим на перекрестке в ожидании, когда красный свет сменится на зеленый, когда никакого движения нет? Возможно, с тем конкретным роботом были проблемы, и для этой задачи до сих пор не найдено недорогое и практичное решение? Так или иначе, история 1929 года оставила свой след.

Примерно десятилетием ранее в английском языке появилось новое выражение, описывающее влияние трудосберегающих изобретений, – «технологическая безработица». Впервые оно появилось в 1917 году, но его подъем пришелся на 1928 год. В Google Ngram количество упоминаний технологической безработицы в 1930-х годах резко увеличилось, и его эпидемиологическая кривая стала очень похожа на эпидемиологическую кривую лихорадки Эбола (рис. 3.1). Пик технологической безработицы пришелся на 1933 год – худший год Великой депрессии. Параллельно набирала обороты эпидемия «эпохи силы», но в настоящее время данный термин практически не используется. В его основе лежало осознание того, что действия, которые когда-то выполнялись с использованием физического труда, теперь делают мощные машины. Во время кризиса 1870-х годов около половины всего занятого населения США работало в агросекторе, а трудосберегающими машинами того времени, как правило, была сельхозтехника с использованием лошадиной тягловой силы. К 1880 году на сельское хозяйство приходилась уже лишь пятая часть занятых в США, а нарративы касались в первую очередь новых машин, работающих на топливе и электричестве. Это уже угрожало сокращением рабочих мест в аграрном секторе. Люди начали вынужденно покидать фермы. (Сегодня в агросекторе занято менее 2 % работающих в США.)

Технологическая безработица, таким образом, стала новой постоянной причиной для беспокойства.

Любопытно, что эпидемия нарратива о технологической безработице началась в 1928 году, во время экономического подъема, задолго до Великой депрессии. Тем не менее уже в 1928 году люди были очень озабочены возможным ростом числа безработных. Ответственность за это возлагалась исключительно на технологическую безработицу и в публичных выступлениях никак не связывалась с какой-либо слабой стороной экономики США. Филипп Сноуден, бывший и будущий канцлер казначейства Соединенного Королевства, писал в New York Times в 1928 году, что США, тогдашний лидер в разработке трудосберегающих устройств, столкнулись с уникальной проблемой технологической безработицы:

«Но если другие страны вынуждены будут следовать за Америкой по пути специализации и замещения ручного труда, то и проблема безработицы в этих странах будет принимать очертания существующей проблемы с занятостью в Америке.

Это и есть та огромная проблема, с которой должна столкнуться каждая промышленно развитая страна. А именно: как избежать трудностей, которые научно-технический прогресс начинает причинять массе наемных работников. Иными словами, задача состоит в том, чтобы освободить человека от рабства у “железного человека”» (18).