Нарративная экономика. Новая наука о влиянии вирусных историй на экономические события

В 1920-х годах было много разговоров об «экспертах по эффективности», в чьих «исследованиях временных затрат и движений» рабочие рассматривались наподобие машин. Задача экспертов состояла в том, чтобы исключить любые ненужные движения и действия, тем самым сэкономив время производственных операций и затраты на рабочую силу.

Как и другие нарративы, сложившиеся в конце 1920-х годов и получившие распространение в годы Великой депрессии, понятие «эффективность» оказалось связанным с технологической безработицей.

Как начиналась эпидемия страха перед технологической безработицей? В марте 1928 года сенатор США Роберт Вагнер заявил, что, по его мнению, безработица в стране оказалась намного выше, чем предполагалось. Он попросил Министерство труда провести соответствующий анализ. В том же месяце министерство провело исследование и получило первые официальные данные об уровне безработицы. Их обнародовало правительство США. Исследование показало, что на тот момент в Соединенных Штатах было 1 874 030 безработных и 23 348 602 работающих по найму. Следовательно, уровень безработицы составлял 7,4 % (19). Столь высокий уровень безработицы пришелся на время экономического подъема, и это заставило людей задаться вопросом, что же могло вызвать его в условиях всеобщего благополучия.

Месяц спустя, в апреле 1928 года, в Baltimore Sun была опубликована статья, посвященная основным положениям теории Самнера Х. Слихтера, который в 1940–1950-х годах считался известным специалистом в области экономики труда. В статье говорилось, что Слихтер выделил несколько причин безработицы, но при этом указал, что «наиболее серьезной в настоящее время является технологическая безработица». А именно, «причина в том, что мы сокращаем количество рабочих мест, используя различные трудосберегающие средства, быстрее, чем создаем новые» (20). Подобные слова, наряду с новой официальной отчетностью об уровне безработицы, запустили процесс распространения идеи о том, что наступила новая эра технологической безработицы, возродили страхи новых луддитов.

Случившийся ранее кризис в агросекторе, связанный со страхами перед трудосберегающими машинами и механизмами, породил представления о модели последующего промышленного кризиса.

Стюарт Чейз, который позже ввел в обиход термин «новый курс», вынеся его в название книги в 1932 году (New Deal), в мае 1929 года опубликовал книгу Men and Machines («Люди и машины»). Ее выпуск пришелся на период активного роста котировок акций. За пять месяцев, прошедших после публикации книги, реальный, с поправкой на инфляцию, объем фондового рынка США, измеряемый индексом S&P Composite, вырос на 20 %, а следом, уже в октябре 1929 года, последовал печально известный крах. Но опасения по поводу роста безработицы были очевидны уже в период бума. По словам Чейза, «мы приближались к критической точке активного роста безработицы» (21):

«В данном процессе машины сокращают объем необходимого человеческого труда: один работник заменяет десятерых. Определенное количество людей необходимо для создания и обслуживания новой машины, при этом другие навсегда потеряют свои рабочие места… При достижении предела расширения количества покупаемых силовых машин, в условиях прогрессирующей невиданными темпами механизации, результатом может быть только безработица. Другими словами, чем лучше мы будем производить, тем хуже мы будем жить. Даже при отсутствии ускоряющего фактора нужда в условиях естественной безработицы не ослабеет. Это экономика сумасшедшего дома» (22).

После прочтения книги создавалось впечатление, что катастрофа неизбежна: «Ускорение роста безработицы… если еще не началось, то может начаться в любой момент» (23). Что важно: нарратив о вышедшей из-под контроля безработице начал распространяться прежде, чем появились какие-либо признаки краха фондового рынка 1929 года.

В преддверии резкого падения фондового рынка США, за неделю до его краха, 21–26 октября в Нью-Йорке проходила национальная торговая выставка. На ней особое место отводилось прогрессу в области механизации офисных рабочих мест. Вот как об этом писали после того, как в ноябре выставка переехала в Чикаго:

«Вчера экспонаты национальной выставки показали, что бизнес-офис будущего будет фабрикой, где машины заменят человеческий труд, а робот – механический человек – станет главным офисным работником…