– Об обнажении в общественном месте.
Следующей он расстегнул пуговицу на брюках, одновременно скидывая ботинок.
– Помнится, однажды ты изъявляла желание попробовать искупаться нагишом.
Он сбросил второй ботинок, а между тем предложение его словно повисло в воздухе. В последний месяц, когда Беатрис с головой ушла в свой новый рабочий распорядок с рисованием открыток для
Может, ей это вообще больше не интересно?
На какое-то мгновение ему показалось, что она сейчас отвергнет его идею и ему придется выдумывать что-то в духе «ЧСБД», но тут Беатрис улыбнулась:
– Так вы для этого привели меня сюда, офицер Купер?
– Возможно, – усмехнулся он в ответ.
Застыв на секунду в луче фонаря, она потянулась к завязанным на спине тесемкам, что несколько раз обхватывали под грудью платье. Как только бантик был распущен, тесемки ослабли, и Беатрис размотала их на лифе, стянула с шеи, и их кончики упали возле ног.
С гулко стучащим в ушах пульсом Остин стянул рубашку через голову и кинул на песок. Беатрис тоже высвободилась из платья, спустив его вместе с трусиками, и предстала перед Остином в одних красных ковбойских сапожках.
– Господи Иисусе, – прошептал он, алчно скользя взглядом по ее аппетитным округлостям, по налитой груди со сморщившимися от ночной прохлады сосками и темному треугольничку лобка.
– Теперь ты, – кивнула она ему.
Замешкавшись на мгновение, Остин выбрался из джинсов и трусов, причем далеко не так элегантно, как разделась Беатрис. И все же, когда Купер распрямился, его крепыш величественно простерся вперед, точно грозный жезл предсказателя, и одобрительное низкое мычание Беатрис заставило его забыть обо всем на свете, кроме нее.
Наклонившись, она сняла сапожки, кинула их к кучке одежды на песке. Еще раз взглянув на его восставший член, вдруг вскрикнула:
– В воду наперегонки! – И, сорвавшись с места, помчалась к озеру.
Не готовый к столь внезапному забегу, Остин замер на пару мгновений, глядя, как светятся в поздних сумерках ее яркие волосы, веером рассыпавшиеся по голой спине, как мелькают в полутьме лилейно-белые ягодицы перед прыжком в воду.
Послышался пронзительный вскрик. Затем:
– Бог ты мой! Как холодно!
И это наконец привело Остина в действие. Несмотря на студеную воду, Беатрис стала кружиться в ней, резвясь, и Остин, у которого сигналы от мозга наконец дошли до мышц, отбросил на песок фонарик и с громким воинственным криком последовал за ней в озеро.
Вмиг окатившая его причиндалы вода оказалась нестерпимо холодной и, по идее, должна была бы немедленно вразумить Остина, однако сейчас, даже очутись он среди полярных льдин, ничто не могло бы убить в нем желание.
Шумно вдохнув, Остин устремился на глубину, вслед за Беатрис, которая прямо перед ним вспенивала воду, барахтаясь вольным стилем. Он с легкостью поймал ее, ухватив за лодыжку и подтянув к себе поближе, и крепко впился в ее губы поцелуем. Беатрис прильнула к нему, обвив руками его шею, и они долго и жадно наслаждались друг другом, не размыкая холодных влажных губ.
Наконец Беатрис отстранилась и, толкнувшись назад, с дерзкой улыбкой принялась плавать вокруг него, держась за пределами досягаемости. Остин с удовольствием принимал поддразнивание резвящейся вокруг него женщины, которая то и дело подплывала к нему вплотную, целуя его. Она то скользила по нему прохладными ладонями, то гладила по груди, то прижималась на миг сзади, взявшись за бока, то скользила горячим дыханием по его шее, всеми пальцами обхватывая член и вырывая из его груди невольный стон, то вновь отплывала, подзадоривая его улыбкой и взбрызгивая воду.
По дерзкому блеску в глазах Беатрис видно было, что она понимает, насколько он близок к грани, и сознательно удерживает его там, еще сильнее распаляя в нем желание. И Остин отплатил ей сполна, принявшись тоже прикасаться к ней, задевая ладонями ее твердые соски, оглаживая покрытый мурашками живот, стискивая кончиками пальцев ее «щечки». Может, вокруг было и темно, но все равно в ее глазах он видел лихорадку сладострастья. И знал, что та же горячка отражается и в его глазах.
Похоже, идея отсроченного удовольствия сработала на пользу им обоим.
Казалось, они еще целую вечность плескались и раздразнивали друг друга. От долгих игр и ледяной воды шары у него сделались твердыми и тяжелыми, как свинцовые грузила. Это было мучительно и возбуждающе одновременно, и Остин уже опасался, что в ответственный момент сильно рискует опозориться.
– Ну что, – объявила наконец Беатрис после того, как они битых полчаса прорезвились в озере, – как-то уже холодно становится. Кажется, пора нам вылезать.