Нарушенные клятвы

Теперь Лайлу ни от чего не оградишь. Я просто минимизирую риски, делая все возможное, чтобы обезопасить ее и Лео.

Лайла вздыхает.

— У меня нет выбора, не так ли?

— Есть. Но это не та ситуация, когда стоит выбирать.

Она отводит взгляд, снова смотрит на книжную полку.

— Я… встречалась кое с кем. И у меня есть лучшая подруга. Ее сыну столько же лет, сколько Лео. Они лучшие друзья. Я не могу… они не просто позвонят в полицию. Они тоже будут волноваться. Разве я не могу позвонить? Или написать по электронной почте? Или…

— Все это можно отследить. Но… — Я вздыхаю. — У меня есть частная линия, по которой ты можешь позвонить. И если ты захочешь написать им что-нибудь, я попрошу Алекса передать твое послание.

— Он все еще там?

— Да. Его ординатура продлится еще несколько месяцев.

— Мне показалось, он сказал, что работает на тебя. Что он замешан во…всем этом.

— Так и есть.

Ее палец снова прокладывает дорожку по краю стакана.

Меня так и подмывает предложить ей нечто большее, чем алкоголь. По крайней мере, сказать, что все будет хорошо. Но я не уверен, что она хочет от меня каких-либо гарантий. Это определенно не та роль, в которой мне комфортно. Я раздаю приказы, а не обнимаю.

Мы с Лайлой стоим на шаткой почве. Это очевидно по тому, как она прикусывает нижнюю губу большую часть этого разговора. Ее палец беспокойно водит кругами по ободку бокала.

Я тоже беспокоюсь из-за неопределенности между нами.

Я просто не привык считаться с чувствами других людей. К тому, что меня расспрашивают. Никто другой в моей жизни не ожидает этого и не посмел бы попытаться.

Минуту мы сидим в тишине. Меня так и подмывает налить себе еще выпить, я употребил больше алкоголя, чем обычно позволяю в течение дня. И все из-за непонятного чувства, скручивающегося у меня внутри, пока я обдумываю, как сформулировать свою следующую просьбу.

Я нервничаю.

— Я хочу, чтобы Лео знал, кто я, — наконец заявляю я. — Знал, что я его отец.

Покачивание головой Лайлы предсказуемо. Это также выводит меня из себя.

— Значит, ты можешь снова исчезнуть, как только разберешься с этим беспорядком? Насколько это справедливо по отношению к нему, Ник?

— Я не собираюсь исчезать, — выпаливаю я. — Он и мой ребенок тоже, Лайла.

— Ты не знаешь, Ник, когда у него день рождения. Сколько часов я рожала его. Его любимый цвет… да ты ничего про него не знаешь. Ты обуза.

Я подавляю вздрагивание.

— Я не знал о его существовании два дня назад, Лайла. Очевидно, что я ничего про него не знаю.

— Итак, твой план сейчас в том, чтобы… что? Отправлять подарок на день рождения каждый год, как только узнаешь дату?

Мои челюсти сжимаются. Мне приходится постараться, чтобы разжать их, прежде чем ответить.

— Лео достаточно взрослый, чтобы решать, какую роль он хочет, чтобы я играл в его жизни. Все, о чем я прошу, это чтобы он знал.

И я…прошу.

Впервые за многие годы я хочу чего-то, чего не могу достичь.

Я почти ничего не знаю о детях, а мой отец был дерьмовым примером. Моя мать была ненамного лучше. Отцовство всегда было далекой и непривлекательной перспективой.

Я понятия не имею, каким я буду отцом. Но я знаю, что это то, чего я хочу. Я знал это с тех пор, как Алекс сказал, что нет никаких сомнений в отцовстве, и это укрепилось, когда я впервые увидел Лео.

— Какой вариант, Ник? Ты собираешься появляться всякий раз, когда в криминальном мире наступит затишье, чтобы сводить его поиграть в боулинг? Дети — это не частичное обязательство. Ты либо принимаешь участие, либо вообще не появляешься.

— Ты выросла без отца. Ты этого для него хочешь?

— У меня не было другого выбора, — огрызается Лайла. — Ты исчез.

— Почему ты рассказала Алексу? — Я огрызаюсь в ответ.

— Я… что?

— Если ты не хочешь, чтобы я вмешивался в жизнь Лео, зачем ты рассказала о нем Алексу?

— Это… я тогда не знала, кто ты такой!

— Кто я? — Мой голос стал опасным, от тона, которым взрослые мужчины вздрагивают, но Лайла не обращает на это внимания.

— Я не знала обо всем этом! — Она ставит бокал и машет рукой. — Кровь, оружие, враги и политика. Частью воспитания являются интересы ребенка, которые должны быть превыше твоих собственных. Ты думаешь, что Лео должен расти, каждый день опасаясь за свою жизнь?

Я встаю, ее слова — неприятное напоминание о моем вчерашнем провале. Вооруженные люди Бьянки были в нескольких футах от моего сына.

— Он не будет так расти.

Лайла тоже встает, ее грудь вздымается, а глаза сверкают. — Из-за тебя мы оказались в эпицентре войны…

Роман врывается в мой кабинет. Он смотрит на Лайлу, извиняется за то, что прерывает, а затем говорит мне, что Дмитрий звонит.

Лайла переводит взгляд с меня на него, не понимая быстрого потока русской речи.

Я вздыхаю.

— Мне нужно ответить на телефонный звонок.

— Сейчас? — В ее голосе слышится недоверие.

— Это важно, Лайла.

— Это прекрасный пример того, почему тебе следовало держаться от нас подальше, Ник. Ты говоришь, что хочешь быть частью жизни Лео, но у тебя нет даже десяти минут на разговор. Что я должна сказать Лео, когда он спросит меня, как долго мы здесь пробудем? Зачем мы здесь?