Нарушенные клятвы

Это глупо. Я не пьяна, не наивна и не осознаю последствий. Секс с бывшим — секс с отцом твоего ребенка — полон неприятных осложнений. Добавьте к этому тот факт, что я здесь, потому что уехать — значит рисковать своей жизнью, путь к катастрофе.

Ник — босс мафии. Он убивает людей. Пытает предателей. Продает оружие, подобное тому, которым убили мужа Джун. Продает наркотики, вроде тех, что убили мою маму.

С точки зрения здравого смысла, я все это понимаю.

При сравнении Ника с любым другим парнем, с которым я встречалась, контраст будет смехотворным. Он полная противоположность безопасному, уравновешенному, надежному парню, с которым я поклялась себе, что в конечном итоге останусь. Кто-то, кто всегда будет рядом.

Ничего похожего на моего отца или других мужчин, с которыми общалась моя мать.

Проблема в том, что, похоже, меня не волнует то, что я должна делать или чего должна хотеть прямо сейчас.

Прошло девять лет с тех пор, как я чувствовала это магнетическое притяжение, безрассудное возбуждение, дикая несдержанность.

Я поддерживаю зрительный контакт с ним, когда сажусь на край массивного стола. Прямо поверх бумаг, которые, должно быть, связаны с его преступной империей.

Ник по-прежнему не двигается.

Я немного раздвигаю ноги, смущенная тем, насколько мокрое у меня нижнее белье.

Моя сексуальная жизнь с ним была хорошей, приятной и… незабываемой.

Я сказала себе, что страсть занимает менее заметное место в зрелых, ответственных отношениях. Возможно, в этом есть доля правды.

Но Ник не прикасался ко мне, даже не намекал, что собирается прикоснуться, и по моей коже пробегают мурашки предвкушения. Это все равно что стоять на краю обрыва, глядя на темную воду внизу, позволяя нервам набраться сил, пока ты не наберешься смелости покинуть твердую землю. В последний раз, когда я плавала с Ником, я чуть не утонула.

Одним плавным движением он встает.

Кожаное кресло скрипит, отъезжая, его толкает назад его тело, когда он вместо этого прижимается ко мне.

Адреналин наполняет мой организм, обостряя чувства. Мое дыхание прерывистое. Резкие вдохи и торопливые выдохи.

— В этот раз мне можно прикоснуться к тебе? — В его голосе слышатся сухие, опасные нотки, обостренные ноткой раздражения, что говорит мне о том, что он не был так уж беззаботен прошлой ночью, как вел себя до сих пор. Что многое осталось скрытым с его стороны, не только с моей.

— Да, — шепчу я. — Пожалуйста.

Его грубая ладонь опускается на мое бедро. Властная и тяжелая. Все, на чем я могу сосредоточиться, это его прикосновения. На жаре, который вызывает его прикосновение, и на том, как он распространяется, как зажигалка.

— А твой парень не будет возражать?

В голосе Ника звучат грубые, соблазнительные нотки, которые заставляют меня думать, что он знает ответ. Я уверена, что его люди подслушивали мой разговор с Майклом.

— Измена не входит в твой длинный список грехов?

Уголок рта Ника приподнимается.

Я выдыхаю и признаю:

— Я порвала с Майклом, когда позвонила ему.

Рука Ника скользит вверх по моей ноге, между ног, под нижнее белье. Все, что я слышу, — это свое учащенное дыхание и бешеный стук собственного сердца.

Я не могу проглотить стон, прежде чем он вырывается наружу, разливаясь по тихому кабинету, погруженному в полумрак.

Ник говорит что-то по-русски. Я не понимаю ни слова. Но это звучит низко, мрачно и грязно.

Это должно быть напоминанием о том, какую ошибку я совершаю.

Насколько мы разные.

Как же я сейчас слаба. Мои ноги беспричинно раскинуты на его столе, как будто он не разбил мне сердце, когда ушел много лет назад и вернулся только для того, чтобы разрушить всю мою жизнь за считанные минуты.

Мозоли на его ладони, когда он касается меня, — еще одно напоминание. Я должна была бы ужаснуться их шероховатости. Следовало бы представлять розоватую воду, кружащуюся по водостоку, и думать обо всем ущербе, который они нанесли.

Но я не могу сосредоточиться на том, что мне следует делать.

Мои рефлексы и инстинкты — моя мораль — стерты, я беззащитна перед нарастающими внутри меня ощущениями. Удовольствие настолько сильное, что я не могу чувствовать ничего другого. Не могу видеть или думать дальше этого. Это мощный порыв — ожог, который пожирает все остальное, — обжигающий мои вены и лишающий меня мыслей.

С Ником всегда было так, и я намеренно забыла это чувство.

Я ненавижу зависимость.

Всю свою жизнь я боролась с любым инстинктом, который подсказывал мне, что я могу быть похожа на свою мать каким-либо образом, формой или обликом. Мы похожи. Не зря ей удавалось заманивать в свою губительную паутину мужчину за мужчиной. Но во всем остальном — во всем самом важном — моя мать оставила меня без наследства.

Я никогда в жизни не пробовала наркотики. Но я беспокоюсь, что это моя зависимость. Что он — моя зависимость.

Я гордилась собой за то, что ушла прошлой ночью, хотя и чувствовала себя виноватой за выбор прощальных слов. Но вот мы снова здесь, и ничто в моем теле не говорит о том, что это закончится так же.

Ник бормочет что-то по-русски.