– У вас есть винтовка с оптическим прицелом?
– Оптического прицела нет, но винтовка отличная. Капитан обещал достать снайперскую, если из меня выйдет толк.
– Посмотрим, – многозначительно усмехнулась Таня.
– Я понятливый, – опять улыбнулся Рубашкин. – Главное – желание есть.
– Ну, хорошо, – глянув на часы, заметила Таня. – Идите отдыхать.
После его ухода Таня сняла сапоги и легла спать. Когда пришла Катя, она уже спала.
Спустя неделю четыре снайпера батальона, с которыми занималась Таня, открыли свой счет. По этому случаю командир батальона пришел поздравить Таню. Он держал ее руку дольше, чем следовало, и при этом у него был сердитый вид, словно он злился на кого-то. После его ухода Катя заметила:
– Он влюблен в тебя.
– Глупости, – фыркнула Таня. – Он не имеет права.
Катя только улыбнулась.
Ефрейтор Рубашкин оказался сообразительным и исполнительным учеником. Таня не могла его ни в чем упрекнуть. Он быстро установил контакт с начпродом, и теперь Таня выходила на охоту не с одним куском хлеба, а. с колбасой и шоколадом.
Но однажды Таня услышала, как по ее адресу шутили: «Левидова обзавелась собственным поэтом. Теперь слава ей обеспечена». Оказывается, Рубашкин писал стихи. Это он написал для батальонного боевого листка стихи под заголовком «Левидова бьет редко, да попадает метко».
И дружеские отношения, установившиеся в первые дни, дали трещину. Дело не в том, что Таня не любила стихи, а в том, что из-за Рубашкина над ней начали шутить. Она перестала называть его Васей, стала относиться к нему с показным равнодушием, награждая незадачливого поэта сердитыми взглядами. Бедный Вася, не стеснительный в беседах с товарищами, теперь робел в ее присутствии. Он бы отказался от такого учителя, если бы не чувствовал к ней уважения и не желал бы стать отличным снайпером.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Весь февраль на Мысхако и в Станичке шли ожесточенные бои.
Командование понимало значение нового плацдарма и бросило в десант большие силы. На клочок земли, отвоеванный в первые дни десанта, высадились два корпуса, в который входили пять бригад морской пехоты, 176-я Краснознаменная стрелковая дивизия, артполк. Группой десантных войск командовал генерал-майор Гречкин. В первые дни он руководил боем со своего наблюдательного пункта, находящегося на девятом километре северного берега Цемесской бухты. Затем, когда на плацдарм высадилось несколько бригад, он покинул свой наблюдательный пункт и перебрался на Мысхако.
Гречкин отлично знал местность по обе стороны бухты. Лет двадцать тому назад он служил командиром полка в Таманской дивизии, которой командовал герой гражданской войны Ковтюх. Эта дивизия была преобразована из знаменитой Таманской армии, совершившей легендарный переход по побережью Черного моря для соединения с войсками Красной Армии. После гражданской войны Ковтюх облюбовал место для летних лагерей своей дивизии невдалеке от Новороссийска на берегу Цемесской бухты. Боевые учения дивизия проводила в окрестностях Новороссийска, а на девятом километре Ковтюх устраивал свой наблюдательный пункт во время военных маневров.
Руководство боевыми операциями десанта и войск, находящихся на правом берегу Цемесской бухты и на перевалах, было поручено 18-й десантной армии, которой командовал генерал-лейтенант Леселидзе.
Несмотря на большие силы, брошенные на плацдарм, десантники так и не смогли освободить Новороссийск. Им удалось только отбить у противника несколько сопок горы Колдун, продвинуться немного за шоссе, ведущее в совхоз «Мысхако», и занять часть Безымянной высоты и часть кладбища. В Станичке они выровняли фронт по Азовской улице.
Гитлеровцы быстро оправились от паники, охватившей их в первые дни десанта, и за короткое время сумели создать прочную оборону. В течение недели они отгородились от десантников минными полями, проволочными заграждениями, несколькими линиями траншей. Командование 17-й немецкой армии бросило на оборону Новороссийска несколько новых частей. Из района Южной Озерейки пришла 19-я пехотная дивизия. По-видимому, немцы имели сведения о том, что туда наши войска высаживаться больше не намерены. У причалов Цемесской бухты оборону поручили 15-му и 18-му отдельным батальонам морской пехоты, имеющим каждый по семьсот человек личного состава. В Станичке, на кладбище и на Безымянной высоте оборонительные рубежи заняли 4-я горнострелковая и 73-я пехотная дивизии немцев, 1-я и 4-я горнострелковые дивизии румын и 9-я румынская кавалерийская дивизии.
К тому времени, когда на плацдарм высадились наши главные силы, гитлеровцы имели на каждый километр обороны до шестидесяти пулеметов, до двадцати минометов и двадцать пять орудий. На каждом километре обороны выросло по нескольку дзотов.
Прорвать такую оборону было чрезвычайно трудно. Десантники уничтожили в февральских и мартовских боях более семи тысяч гитлеровских солдат и офицеров, захватили около пятидесяти орудий и минометов, подбили десятки танков.
Но и в марте десантники не вошли в город.