Читаем Нас ждет Севастополь полностью

Через несколько минут на лице Гриднева красовались небольшие, аккуратно подстриженные усы, совершенно одинаковые.

– Да ты помолодел! – ахнул Коган. – Похож на жениха из породы мышиных жеребчиков.

– Если бы вы, товарищ командир, – заметил Гриднев, – пришли на пять минут раньше, ус был бы сохранен…

Глушецкий сообщил, что рота переходит в резерв командира бригады.

– Сейчас всем спать. Задания могут быть разные.

Разведчики обрадовались, что утром не придется лежать у дороги и коченеть от холода. Поручив Семененко дежурство, Глушецкий прошел в другую комнату и лег на кровать. До него донесся голос Гриднева:

– У нас в МТС был такой случай. Один тракторист привел в бригаду свой трактор после капитального ремонта. Проехал два круга, и трактор опять забарахлил…

Глушецкий уснул, не дослушав до конца рассказ Гриднева.

Всю ночь до рассвета две бригады морской пехоты пробивались к городу. Бои шли за каждый дом. Но удалось отбить у врага немного. Третий батальон бригады Громова сумел перейти балку, около которой двое суток назад Глушецкому пришлось выдерживать целый день атаки гитлеровцев, и занять одну улицу. Первый батальон перешел дорогу, занял угол кладбища, но дальше продвинуться не сумел. Бригада полковника Потапова вышла на Азовскую улицу, выровняв фронт, и наткнулась на проволочное заграждение. Рота автоматчиков лейтенанта Мамаева из этой бригады заняла в другой части плацдарма, около лагерей, большое кирпичное здание радиостанции.

Повсеместно было отмечено, что гитлеровцы подбросили большие подкрепления своим частям, занимающим город, соорудили оборонительные укрепления.

Днем бои не затихли. Четырежды прилетали вражеские бомбардировщики. Они пробомбили рыбозавод и окраину Станички, не причинив, однако, десантникам большого ущерба. По-видимому, они не знали точно, где находятся свои, а где чужие.

Глушецкий и Уральцев с утра наблюдали, сидя на чердаке, ход сражения. Им было видно, что у гитлеровцев уже имеется линия обороны, которую они стойко защищают.

В полдень из штаба бригады прибежал Добрецов и сообщил Глушецкому, что его вызывает полковник.

– Только осторожно надо, – предупредил Добрецов. – От угла к углу перебежкой. А через улицу следует или по-пластунски, или одним махом. Кругом свистят пули. Из трехэтажной школы видно все, что делается на улицах. Там засели снайперы и пулеметчики. По мне два раза стреляли.

Глушецкий вернулся не скоро. С ним пришел нескладно скроенный, узкоплечий и сутулый капитан, который при знакомстве с Уральцевым назвался начальником разведотдела штаба бригады Новиковым. У него было невыразительное лицо с мелкими, словно затушеванными, чертами, на котором выделялись лишь серые, с красными белками, сухо блестевшие глаза.

Подозвав командиров взводов, Глушецкий сказал, что командир бригады приказал проникнуть ночью в город и наблюдать за тем, что происходит у противника, а на рассвете вернуться и привести пленного.

– Со мной пойдут Семененко, Кондратюк, Гучков и Логунов. Подготовиться.

Капитан Новиков, помаргивая воспаленными глазами, нетерпеливо сказал:

– Угощайте же, разведчики, своего начальника.

Подозвав старшину, Глушецкий спросил, чем он может угостить гостя.

– Можно открыть банку мясных консервов, – ответил Безмас. – Могу предложить кружку молока.

– Молоко не употребляю, – торопливо и сердито сказал Новиков. – Спирт получали? Вот и давай его к консервам.

Безмас принес банку консервированного мяса, открыл ее ножом, налил из фляги в железную стопку спирт и поставил все это перед капитаном. Капитан молча посмотрел на кружку с водой, которую подал ему кок, взял ее правой рукой и выплеснул воду в ведро. Затем перелил спирт из стопки в кружку и протянул Безмасу:

– Доливай доверху, – тоном приказа сказал он.

Безмас округлил глаза, но кружку долил.

Капитан сделал глубокий вдох, словно сожалея о чем-то, поднес кружку ко рту, закрыл глаза и залпом выпил весь спирт. Некоторое время он не открывал глаза и не дышал, потом приоткрыл один глаз, ставший совсем красным, облизнулся, положил в рот небольшой кусочек мяса и стал медленно жевать. Безмас покачал головой и посмотрел на Глушецкого, словно желая сказать: «Горазд!»

Отодвинув от себя мясо, капитан встал и повеселевшим голосом проговорил:

– А теперь я полежу минут десять. Если пришлют за мной, скажете, что ушел в батальон.

Через пять минут он уже храпел.

Глушецкий и Уральцев вышли на крыльцо.

– Он и в самом деле начальник разведотдела? – спросил Уральцев.

– Трое суток назад назначен на эту должность.

Уральцев брезгливо поморщился:

– Не люблю поклонников Бахуса. Ну, шут с ним! Давай рассказывай штабные новости.


2


Майор Куников вышел из землянки, сел у входа на снарядный ящик и задумчиво стал смотреть на расстилающуюся перед ним панораму.

В Станичке, на Безымянной высоте, у подножия Колдун-горы шел бой, а под крутым берегом было тихо. Только небольшие волны глухо плескались о каменистый берег. Куникову был виден противоположный берег Цемесской бухты, серые громады цементных заводов, мол. На вершине перевала Маркохт клубился туман.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза