Население: одна

Она бросила взгляд поверх стола на открытую дверь в огород. За этим участком она не ухаживала – только подбрасывала время от времени терраформирующего посевного материала из рециклера. Плети стручковой фасоли с кремовыми цветами заплели весь огород, в поисках опоры протягивая покачивающиеся усики во все стороны. Поднялся ветер; усики заколыхались еще сильнее, и в открытую дверь пахнуло ароматом зелени.

Офелия глубоко вдохнула. Да. Ей всегда удавалось найти что-нибудь, помогающее справиться с секундной слабостью. Цвет, запах, обрывок мелодии. Дождавшись, когда сердце успокоится, она осторожно поднялась на ноги. Перед уходом надо бы запереть дом и закрыть ставни… но она и без того слишком устала, а если она планирует дойти до электростанции, силы следует поберечь.

Когда Офелия повернулась к входной двери, Лазурный застрекотал. Она оглянулась. Взявшись обеими руками за огородную дверь, он слегка покачал ее и наклонил голову. Понятно без слов. «Закрыть?» Офелия кивнула и для верности изобразила одной рукой дверь, а другой – стену. Лазурный закрыл дверь, а затем, под ее присмотром, – ставни. Выходя на улицу, он прикрыл переднюю дверь и задвинул щеколду.

Офелия удивилась бы, но в тот день сюрпризов было столько, что на удивление не осталось сил. «Ты уже немолода, – напомнила она себе. – Не так уж много у тебя осталось сюрпризов».

13

На электростанции Лазурный первым делом принялся разглядывать показания приборов и предупреждающие знаки – совсем как человек, который по случайности забрел в необычное место. Большие зеленовато-серые ящики и цилиндры, глянцевые черные изоляторы, монотонное гудение… Офелия не замечала и не слышала всего этого много лет, с тех пор как ее и других взрослых поселенцев учили использовать и обслуживать электростанцию. Теперь она как будто увидела ее впервые, почти как существа. Как объяснить устройство станции Лазурному? Она помнила затверженные когда-то наизусть слова, но никогда не понимала их по-настоящему. Рециклер обеспечивал электростанцию топливом; станция преобразовывала это топливо в электричество, а кто-нибудь из поселенцев следил за исправностью всей системы.

– С-с-с, – зашипел Лазурный. Он с опаской приблизился к одному из пузатых зеленоватых баков; Офелия преградила ему путь.

– Нет! – сказала она. – Будет больно. – Она изобразила, как прикасается к аппарату и отдергивает руку.

Секунду Лазурный смотрел на нее, а затем снова отвернулся. Горловой мешок запульсировал. Медленно, с явной опаской он подошел к другому аппарату, на этот раз остановившись на почтительном расстоянии. Внезапно он задрожал и наклонился набок. Офелия в растерянности наблюдала за ним. Лазурный наклонился на другой бок, выпрямился. Протянул к аппарату руку открытой ладонью вперед, не касаясь его. Со стороны казалось, что он греет руки у костра, подбирая комфортную степень жара.

Офелия ждала на месте, пока боль в бедре не заставила ее перенести вес с одной ноги на другую и пройтись, разминая мышцы. Лазурный все еще стоял у аппарата, протягивая вперед то одну руку, то другую. Ей надоело на это смотреть. Чем он занимается? Ей хотелось пить и, возможно, есть и совершенно точно хотелось в туалет.

С каждой секундой раздражение усиливалось; поначалу она старалась показать себя гостеприимной хозяйкой, затем восхищалась его сообразительностью. Но если он намерен стоять тут без дела и дальше, у нее есть дела поважнее.

Она надеялась, что чужак не поджарится, коснувшись какого-нибудь устройства. Вероятность была невысока: электростанцию проектировали специально для колонии, с учетом того, что дети могут оказаться в здании без присмотра. От прикосновения к корпусу его даже током не ударит. Тяжело вздохнув, Офелия потащилась к туалету в дальнем конце коридора.

– Я скоро вернусь, – сказала она.

Лазурный не ответил, даже не шелохнулся. Не больно-то и хотелось. Чем переживать за этого грубияна, лучше позаботиться о своих потребностях. В коридоре другие существа расступились, давая ей пройти. Никто не попытался увязаться за ней; они уже усвоили, что в таких маленьких комнатках она предпочитала бывать одна.

Сидя на унитазе, она немного успокоилась. Возможно, Лазурный вовсе не хотел показаться грубым. Может, его просто заворожило тихое гудение, которое она сама с трудом могла расслышать. Офелия вспомнила, как еще молодой женщиной стояла там и слушала – в те годы, когда слух у нее был острее, звук казался чище, громче даже и успокаивал своей размеренностью.

Когда она вернулась в главный зал, Лазурный стоял на том же месте и продолжал медленно подносить к аппарату то одну ладонь, то другую. Нет, это точно ненормально. Возможно, слух у него лучше человеческого или дело в каком-то обостренном животном чутье вроде того, что заставляет коров и овец реагировать на звуки, которых Офелия не слышала. Она покосилась на дверь и увидела, что остальные сгрудились на пороге. Беспокоятся? Она так точно беспокоилась.