Наверное, это беспокоило бы ее больше, если бы она не наслаждалась сполна своей новообретенной, пускай и ограниченной свободой. С присутствием существ все еще приходилось считаться: пускай они уважали ее границы, Офелия сознавала, что всецело зависит от чужой доброй воли, а это было ровно то, что больше всего тяготило ее в окружении людей. Но, по крайней мере, теперь она могла спокойно принять душ, напевая, а не прислушиваясь к цокоту когтей по плитке. Могла бормотать себе под нос, вывязывая особенно сложный элемент, и никто не сверлил ее огромными глазищами, не подражал в воздухе движениям ее пальцев, отвлекая и сбивая со счета.
А когда ей хотелось компании – хотелось послушать их музыку, позволить Лазурному попрактиковать стремительно растущий запас слов и выражений, – они были рядом, тихие, вежливые, услужливые. Офелия была не прочь оказаться в центре внимания, когда это происходило по ее воле. Вечерами, когда они играли музыку, ей предлагали взять любой инструмент. Обычно Офелия выбирала сухую тыкву с семенами, но однажды ей удалось вывести хриплую, но мелодичную ноту на связке полых камышовых трубочек. Существа слушали, когда она ставила им музыкальные кубы, и даже пытались подпевать детским песенкам, с удивительной музыкальностью повторяя мотив. Офелия пробовала подпевать, когда пели они, но боялась сфальшивить; выстукивать ритм с помощью тыквы было проще.
Лазурный и еще одно существо вроде бы загорелись идеей научиться читать; они любили, когда Офелия читала им детские книги в учебных классах. Она объяснила, что такое буквы и цифры, и скоро начала замечать, как они вычерчивают буквы в воздухе, на стенах, в дорожной пыли. Они учились очень быстро – хотя, конечно, Офелия не знала, насколько быстро усвоили бы тот же материал взрослые люди, если бы не ходили в детстве в школу. Ей хотелось знать, есть ли у существ письменность, но ее вопросы Лазурному оставались без ответа. Не понимал он или не хотел отвечать? Она не знала.
14
Кира Стави часто напоминала себе, что с самого начала не ожидала от полета ничего приятного. В конце концов, это не увеселительная прогулка, а возможность увидеть первую нечеловеческую цивилизацию, обнаруженную на колонизированной планете. Во всем открытом космосе, если на то пошло. На фоне такой перспективы привычные корабельные дрязги уходили на второй план.
И все-таки приятного было мало. Все они получили великолепное образование – других в экспедицию не брали, – и в подковерных интригах, подначках, ударах в спину и попытках впечатлить друг друга не было ровным счетом никакой необходимости. Чем бы ни закончилась эта экспедиция, материала для публикаций хватит на всех, и они до конца жизни смогут клепать научные статьи и впечатлять бюрократов, кому что важнее. Они друг другу не соперники.
И все-таки они соперничали. Основная и резервная команда, две группы подобранных парами специалистов, восемь пытливых умов, намеренных сделать себе имя или упрочить репутацию, – и слишком много свободного времени в замкнутом пространстве, где единственное развлечение – тревожиться о том, как другие члены экспедиции могут помешать твоим честолюбивым планам.
От одной только основной команды проблем было столько, что хватило бы на сюжет для кубодрамы. Билонг Ольяусау из кожи вон лезла, чтобы поразить всех познаниями в области неолингвистического ИИ и собственной привлекательностью. Ори Лавин, спокойный и сдержанный прагматик и типичнейший представитель пелорианского учения, реагировал на Билонг как на дозу омолаживающих гормонов и приглаживал усы всякий раз, когда она проплывала мимо. Снова и снова он ввязывался в ожесточенные споры с Василем, которых по большей части легко можно было избежать. Василь, в свою очередь, считал, что звание руководителя экспедиции подразумевает неотчуждаемое право на Билонг и львиную долю времени на передачу сообщений.
Поведение Билонг Киру не задевало – в глубине души она даже сочувствовала бедняжке; та впервые оказалась в длительной экспедиции и место в основной команде получила только потому, что декан факультета лингвистики некстати свалился с заслуженной кровоточащей язвой. Кире уже доводилось слышать о полулегендарном докторе Ловаази, который с равной прожорливостью потреблял секретарш и аспиранток. По слухам, отъезжающую от здания факультета карету «скорой помощи» провожали аплодисментами. В общем, неудивительно, что Билонг производила впечатление девицы незрелой и ветреной и вешалась на Василя, флиртуя с Ори за его спиной. Огорчало Киру другое: то, как Василь бессовестно заграбастал себе время на передачу сообщений.