Наш человек в Киеве

Я впустил ее в комнату, и она сервировала стол, осторожно, но решительно подвинув на краешек работающий ноутбук. Потом она уселась на кровать, оставив мне свободным стул.

Мы начали завтрак в беспокойном молчании, но у меня нервы не выдержали раньше.

— Должен признаться, что я журналист, — сообщил я ей, и она тут же согласно кивнула.

— Я видела вас по телевизору несколько раз. Я очень за вас волнуюсь. Вы ведь знаете, как у нас тут непросто.

— Знаю.

— Не знаете, — горячо возразила она. — У нас запросто могут даже убить, если вы кому-то не понравитесь.

— Ну, я не могу не делать свою работу. Это невозможно.

— Понимаю. Давайте, я буду ходить с вами.

— Что?!

— Давайте я буду ходить с вами. Женщину они бить не посмеют, — просто объяснила мне она свое самопожертвование, хлопая редкими ресницами на красных заплаканных глазах.

Я едва не подавился последней гренкой и, закашлявшись, устроил себе паузу на пару минут.

Алена терпеливо ждала, глядя на меня влажными коровьими глазами.

— Вот что я вам скажу, дорогая Алена Григорьевна. Вы, конечно, поразили меня своим предложением в самое сердце, — начал я торжественно. Она порозовела от удовольствия, заулыбалась, кокетливо поправляя спутанный комок волос на голове.

— Но ходить с вами вместе на съемки мне нельзя. Не получится разговаривать с людьми, с экспертами разными, политологами, понимаете?

Она помрачнела:

— Ну, я могу сидеть в сторонке, когда вы там с кем-то важным беседуете. Я не гордая. А как эти нехристи появятся, я тут же к вам буду подбегать и защищать.

Я встал, подошел к ней и аккуратно поцеловал ее в мокрый от испарины лоб.

— Алена Григорьевна, давайте я пока сам поработаю, а там дальше посмотрим.

Она послушно кивнула, тут же встала, забрала поднос, чашки и вышла, аккуратно притворив за собой дверь. За дверью она разрыдалась в голос, но тут же ушла к себе.

На часах было без пятнадцати десять, и я начал быстро собираться.

На Майдане колыхалась толпа в несколько тысяч человек. Я давно не видел на этой площади столько активных и разных по статусу людей. Пришли не только пенсионеры, за двести гривен готовые отметиться на любой акции, но и хорошо одетые домохозяйки, пришли интеллигентного вида мужчины в шляпах, очках и шарфиках, а также студенты и школьники.

Над толпой реяли профессионально отпечатанные плакаты с требованием свободы Надежде Савченко, а также ее фотографии, рисунки или просто самодельные таблички с одним именем: «Надя». Савченко стала одной из самых популярных женщин Украины после того, как, будучи наводчицей минометной батареи добровольческого батальона неонацистов «Айдар», попала в плен к ополченцам Донбасса и была осуждена Донецким судом за причастность к убийству двух журналистов российской телекомпании. Украинские и западные правозащитники признали ее политической заключенной, акции в защиту Надежды проходили в Киеве довольно часто, но в это воскресенье на митинг в защиту Савченко впервые явилась сама Юлия Тимошенко, лидер партии «Батькивщина».

Тимошенко прошла к подножию монумента Независимости в окружении плотного кольца телохранителей. На Юлии Владимировне был черный траурный плащ и очки в траурной черной оправе поверх темного макияжа на траурном лице. Нахмурив тонкие брови, Тимошенко произнесла в камеры журналистов несколько дежурных фраз о необходимости освобождения Надежды Савченко из лап кровавого Путина.

«Я хочу обратиться ко всем лидерам всех западных демократических стран: не теряйте ни минуты, включите все свои возможности, все свои силы влияния на Путина для того, чтобы сейчас не допустить смерти нашего героя Надежды Савченко. Я прошу всех людей включиться в борьбу за освобождение Нади», — записал я.

Толпа в ответ заголосила привычными лозунгами про «славу» и «смерть», но Тимошенко слушать митингующих не стала и вместе со свитой прошла обратно к лимузину. А напрасно — в огромной толпе вдруг началось скандирование совсем другого слова: «Война!».

— Хватит притворяться! У нас не АТО! У нас война!

— Пусть объявляют войну с Россией!

— Давай войну с Россией!

Перед моей камерой выстроились в ряд сразу несколько с виду интеллигентных мужчин в кружевных шарфиках и золоченых очках.

— Мы должны начать полноценную войну с Россией, мы должны зачистить нашу святую землю от врагов. Это настоящая война, а не какая-то там антитеррористическая операция. Мы должны начать настоящую войну! — буквально проорал мне в объектив один из этих мужчин, поправляя золоченые очки и заходясь в самозаводящейся истерике. — Война! Нас ждет война! Война до победы!

Интеллигентные милые люди вокруг меня устали орать просто так и принялись сжимать кольцо окружения, уже не выкрикивая, а буквально выплевывая мне в лицо все, что думают о России, и предлагая свои рецепты решения русского вопроса:.

— Порвать!

— Убить!

— Втоптать!

— Вбить в землю!

— Стереть!

— Уничтожить!

— Умертвить!

— Извести!

— Сжечь!