Наш человек в Киеве

Я снял через голову шнурок вместе с бейджем болгарского радио и вручил его офицеру. Тот с интересом изучил все надписи, а потом принялся переписывать содержимое в карманный блокнотик. Переписав все с одной стороны, он перевернул бейдж, нашел там отсылки к законам Болгарии, предписывающие помогать журналистам и не препятствовать в их деятельности, изучил и их тоже, после чего также тщательно переписал в блокнот.

Я молча ждал окончания процедуры и дождался. Лейтенант вернул мне бейдж, улыбнулся краешком губ и негромко сказал:

— Большое спасибо за сотрудничество, всего вам хорошего.

Я оторопел, но бейдж послушно забрал.

— Все в порядке, я могу идти?

— Конечно. Извините за этот инцидент. Не все украинцы идиоты и националисты. Всего вам хорошего, — повторил он и распахнул дверь салона.

Я вышел наружу. Акция уже закончилась, на улице не осталось ни активистов, ни журналистов.

Я обернулся на микроавтобус и увидел, как лейтенант показывает мне жест из двух растопыренных пальцев: «Свобода». Я ответил ему тем же и быстро пошел по улице наугад, куда-то в центр.

Глава четырнадцатая

Ночью меня разбудил звонок директора.

— Ты где? — спросил он меня без всяких предисловий.

— В кровати, — честно ответил я спросонок.

— Через двадцать минут ты должен быть на Воздухофлотском проспекте, 27. Нацики громят российское посольство, жгут машины, охрана открыла стрельбу. Нам нужна картинка. Немедленно!

— Лечу, — собравшись за минуту, я выскочил на улицу. Сейчас тот факт, что улица была тупиковой, играл против меня — за такси пришлось бежать на Бессарабскую площадь.

Таксист оказался информированным — он дважды уточнил адрес, после чего хмуро сказал:

— Садитесь, но учтите — к самому посольству я подъезжать не буду, они там машины жгут, мне это не надо.

По пустым ночным улицам мы приехали быстро, но все равно опоздали — возле посольства бродили в темноте лишь съемочные группы местных телеканалов, да несколько растерянных полицейских.

В спешке я забыл взять накамерный свет, пришлось ходить хвостиком за первым попавшимся оператором с хорошим светом, пока он не гаркнул на меня:

— Ты чего тут за мной ходишь, как привязанный?!

— Свет забыл, понимаешь.

— А я тебе что, Прометей? Отойди, не доводи до греха, — сказал он слишком взвинченно, чтобы можно было игнорировать его просьбу. Мне не раз и не два доводилось драться с другими операторами — как правило, за удачную точку съемки, хотя бывали и другие причины.

Сейчас драться было бы совсем неразумно. Я пошел в обход здания в расчете на то, что увижу еще где-нибудь свет. На заднем дворе посольства его оказалось более, чем достаточно — там горели, озаряя окрестности ярким оранжевым пламенем, сразу две машины российских дипломатов.

Пожарных машин или хотя бы полиции видно не было. Я подошел поближе и начал снимать.

— Ты кто такой? — на меня из темноты вышли несколько фигур в камуфляже.

— Журналист, — отозвался я спокойно, продолжая снимать.

— Мы тебе тут снимать не разрешали, «журналист». Ты москаль, что ли? Говоришь странно.

Первая фигура, коренастый крепыш с боксерскими ушами, подошел ко мне в упор:

— Ты глухой, что ли? Отвечай!

Он без замаха попробовал снести меня боковым ударом, но я это его ждал, поэтому уклонился и тут же отступил назад, в темноту окружающих меня кустов.

— Иди сюда, поговорим, — крикнул мне крепыш с освещенной дорожки.

Я переложил камеру в правую руку и предложил ему самому идти ко мне в темноту.

— Ты дурак, что ли? Мы из «С14», не слыхал про таких? — ответил он с недоумением или с иронией.

Про таких я, разумеется, слыхал — это были тонтон-макуты Киева, отряды проправительственных боевиков, держащие в страхе мирное население и даже полицейских. Они открыто избивали несогласных, давали после каждого резонансного случая интервью местным СМИ, но их ни разу не привлекли к ответственности за насилие. Предполагалось, что они также виновны в убийствах многих украинских оппозиционеров, но ни следствия, ни судов, разумеется, не было. Ничего не писали про них и в европейской прессе — видимо, чтобы лишний раз не путать своего читателя, который привык слышать про Украину только позитив, и от подобных новостей мог бы сильно расстроиться.

Пока мы стояли, набычившись, друг против друга, подъехала пожарная машина, празднично сияя спецсигналами. Дорогу ей неожиданно перегородила группа штурмовиков в камуфляже неожиданно, а мой противник гаркнул в кабину:

— Здесь никто ничего не будет тушить, сказано уже было десять раз. Уезжай!

Я воспользовался заминкой и сделал несколько шагов назад, дальше в темноту. Потом осторожно пошел сквозь какие-то кусты в сторону от посольского здания. Слышны были голоса:

— А куда этот делся?

— Я не видел.

— А кто должен видеть? Давайте, ищите его. Грохнуть мразь!

Я зашагал энергичнее, нырнул в ближайший переулок, потом нашел в нем подворотню и замер там в самой тени, за решеткой ворот.