Наш человек в Нью-Йорке. Судьба резидента

Приход Фитина, по счастью, свел на нет все наветы Траура[65]. Овакимян не только был оставлен на своем посту, но и на основании секретного письма Фитина в ЦК ВКП(б) срок его командировки в США был продлен.

В 1940 году «Геннадий» получил от «Звука» информацию о проекте первого стратосферного самолета, о кислородных масках для высотных полетов, об использовании глицерина в военных целях и т. п. На основании изучения и сопоставления полученных от сети «Звука» разрозненных сведений Овакимян сообщил в Центр о начавшихся в Соединенных Штатах строго засекреченных работах по расщеплению ядра атома урана. Как высокообразованный специалист Овакимян сразу понял, что эти исследования ведутся на предмет изучения возможности использовать высвобождающуюся при этом колоссальную энергию в военных целях.

Понимал ли Голос, такого образования, увы, не получивший, всего значения этой информации тогда, в 1940-м? Мы можем только гадать. Но позднее, через год-два, конечно же, понимал…

По свидетельству ветерана контрразведки Владимира Чикова: «Тогда же Овакимяном была зафиксирована и проанализирована ситуация, связанная с большим наплывом из Европы крупных уче-ных-физиков, спасающихся от коричневой чумы фашизма. В своем сообщении в Центр он делает вывод о том, что данное обстоятельство позволит Соединенным Штатам значительно увеличить свой научный потенциал и достигнуть ощутимых практических результатов во многих отраслях знаний и экономики»[66].

Меж тем грозовые тучи сгущались и над головой Якова Голоса. Не в отделении ФБР в Нью-Йорке. В Москве, на Лубянке. Сам «Звук», по счастью, об этом не подозревал. Хотя кто может об этом сегодня знать наверняка? Во всяком случае, если и были у него какие-то смутные нехорошие предчувствия, ни с кем из близких он ими не делился.

Удивляться подозрениям, вдруг возникшим в Центре относительно Голоса, не приходится. То был пик массовых репрессий в Советском Союзе, когда по велению вождя избивались и выбивались лучшие кадры Коммунистической партии, Красной армии, народного хозяйства, науки и культуры. На Западе эту страшную эру назвали двумя емкими и точными словами — Большой террор. (По данным ветерана СВР Игоря Дамаскина, из общего числа сотрудников внешней разведки в Центре и резидентуры — 450 человек — было репрессировано 275[67].)

Жестоко пострадала и внешняя разведка НКВД. Были отозваны на Родину, а затем немедленно арестованы и в большинстве своем расстреляны более половины закордонных оперативных сотрудников, в том числе едва ли не все нелегалы.

Для костоломов-следователей они были легкой добычей. Сам факт длительного пребывания за границей, личное знакомство со многими тамошними политиками, военными, банкирами, промышленниками был достаточен, чтобы обвинить их в измене и шпионаже в пользу разведки той страны, в которой они работали не один год.

Живя в относительно демократических странах — Англии, Франции, США, Швеции, Швейцарии, — разведчики не могли не видеть, что уровень благосостояния народа, в том числе рабочих и крестьян, гораздо выше, нежели в СССР. Уже одно это делало их для высшего руководства страны потенциально опасными. В той же степени это относилось к военной разведке, дипломатам Наркоминдела, сотрудникам Наркомвнешторга, иным советским специалистам, длительное время работавшим за границей.

Страх перед возможными репрессиями доходил до того, что наши инженеры, направляемые в служебную командировку на два-три месяца в те же Соединенные Штаты, от этих лестных и заманчивых предложений под любым предлогом открещивались. Каждый знал примеры, когда вернувшегося из загранкомандировки сослуживца, одетого в невиданную даже в Москве красивую одежду, с хорошими часами (предмет особого дефицита), обладателя мощного радиоприемника, способного принимать не только радиостанцию имени Коминтерна на Шаболовке, но и весь мир, вплоть до далекой Австралии, через месяц-другой арестовывали. На ближайшем партийном или профсоюзном собрании до сведения работников доводили, что такой-то имярек, находясь за границей, чуть ли не на второй день по приезде был завербован вражеской разведкой…

Сегодня уже трудно установить, по чьим донесениям в Центре пришли к нелепому, но опасному заключению, что»3вук& — Яков Голос — является скрытым… троцкистом. Надо напомнить современному читателю, что в те годы принадлежность партийца к троцкистской оппозиции или даже просто проявление симпатии к ней автоматически причисляло изобличенного к оврагам народа», изменникам Родины, немецко-фашистским или иным шпионам.