Наш человек в Нью-Йорке. Судьба резидента

К середине невыносимо жаркого и душного лета 1938 года Голос впервые в жизни почувствовал, что устал. Не той физической усталостью, что приходит с тяжелой физической работой или просто кратковременной нагрузкой в ходе игры в футбол или восхождения на горные вершины. Такая успешно и без последствий снимается крепким сном, умелым массажем или даже обычным горячим душем. Нет, то была тягучая, трудно формулируемая усталость, проявляющаяся как раз не столько в физических ощущениях, сколько в своего рода депрессии, когда ничем не хочется заниматься, когда даже самые обычные житейские дела для своего исполнения требуют несусветных волевых усилий. И все же это не подлинная депрессия как состояние уже патологическое, когда для излечения требуется помощь профессионального медика. Это именно усталость, но особого рода.

Оптимисту по натуре Голосу это состояние ранее не было знакомо. К тому же — также впервые в жизни — он стал ощущать время от времени какой-то неприятный дискомфорт в груди, точнее — за грудиной.

Знакомый врач, тоже партиец, после самого поверхностного осмотра уверенно сказал:

— Сердечко пошаливает, Яша. Так работать, как ты работаешь, нельзя. Тебе уже не двадцать и даже не тридцать…

— Так что делать? — задал Голос исконно русский вопрос. — Ничего не делать, — пожал плечами эскулап. — По возможности ничего не делать. Но, коль скоро это невозможно, работать поменьше, отдыхать побольше. Словом, снизить нагрузку… Впрочем, кое-какие лекарства я тебе выпишу. Но учти: они помогут только в том случае, если убавишь обороты…

Поняв, видимо, что данный совет вряд ли будет принят к исполнению, доктор высказал другой, более реалистичный:

— Почему бы, Яша, тебе не обзавестись хорошим помощником? Переложил бы на него хотя бы беготню…

Это была идея. Оставалось только дивиться, как он сам до нее — столь очевидной — не додумался.

Среди ближайших друзей Голос подходящего человека не нашел, а потому обратился за помощью к партии — вполне естественно.

В середине октября того же 1938 года в небольшом ресторанчике на углу 8-й улицы и Юниверсити-Плейс ему представили высокую, заметно выше его самого, женщину лет тридцати. У нее были темные, пышные вьющиеся волосы, широко расставленные неожиданно светлые глаза, крупный прямой нос и несколько убегающий подбородок…

Звали ее Элизабет Бентли, и на день их знакомства никто не мог бы предвидеть, что всего через несколько лет во всех газетах эту женщину, внешне не слишком привлекательную, будут называть «королевой шпионажа».

Она родилась в январе 1908 года в живописном городке Нью-Милфорд, штат Коннектикут. Отец ее был торговцем галантерейными товарами, мать — школьной учительницей. В семье девочка была поздним и единственным ребенком. Впоследствии Элизабет утверждала, что ее предок, некто Роджер Шерман, родом также из Коннектикута, был в числе тех пятидесяти пяти американцев, представляющих тринадцать штатов, кто 4 июля 1776 года подписал Декларацию независимости США[68]. Представитель штата Коннектикут Роджер Шерман в этом историческом событии действительно участвовал, но являлась ли Элизабет Бентли его дальним потомком… Трудно сказать.

Родители часто переезжали из города в город, и Элизабет в разные годы пришлось учиться в четырех школах. Диплом о среднем образовании она получила в Рочестере. В школе она была неприметной, серенькой ученицей, серенькой настолько, что впоследствии никто из одноклассниц не смог припомнить о ней ничего интересного. Училась Бентли на «С+», что примерно соответствует российской стройке с плюсом», или, если проявить некоторую снисходительность, «четверке с минусом».

Сама Бентли вспоминала честно, что в школе ее интересовали только уроки игры на фортепьяно, участие в модном движении герлскаутов, посещения пресвитерианской церкви и игра в баскетбол.

Мама Бетти Мэй Шарлотта была женщиной строгих правил и не позволяла дочери дружить со сверстницами, которые уже испробовали вкус виски, курили и посещали ночные клубы. Впоследствии девушка с успехом компенсировала эти упущенные в юности мелкие радости, да так, что далеко перегнала своих раскрепощенных одноклассниц, ставших, несмотря на давние грешки, добропорядочными американскими обывательницами, примерными супругами и матерями семейств.

Видимо, к последнему школьному году Элизабет все-таки поднапряглась, поскольку сумела получить стипендию для продолжения образования в знаменитом Коллежде Вассара. То было одно из старейших и уж во всяком случае самых элитных частных высших заведений для девушек в США. Его основал в штате Нью-Йорк в небольшом городке Покипси в 1861 году некто Мэтью Вассар, однако из-за продолжающейся Гражданской войны занятия в колледже начались лишь через несколько лет.

В 1915 году семь самых именитых частных университетов Америки, в том числе Колумбийский в Нью-Йорке и Гарвардский в Бостоне, точнее в его спутнике Кембридже, штат Массачусетс, и Вассар образовали своеобразное объединение, известное в Америке под названием «Семеро сестер».