Наш маленький, маленький мир

Грудные младенцы ревут или спят прямо на межах или в бороздах между ботвой картофеля, малыши играют тут же, на них грязные платьица, и мальчишки и девчонки без штанишек. Дети постарше помогают взрослым. Они шипят свое «Бусс» — так звучит произносимое скороговоркой пресловутое, затрепанное, но прочно укоренившееся здесь приветствие: «Благословен будь, Иисус Христос!»

Новое республиканское приветствие «добрый день», уже прочно установившееся в городах, сюда, в Льготу, еще не дошло.

Тетина шляпка, большие глаза и мамины развевающиеся волосы иногда пугают крестьянок, они поспешно утирают детские мордашки подолом, что является испытанным средством от дурного глаза.

У картофельного поля мы натыкаемся на тетиных родных: они полют и складывают сорняки в корзину для корма. Даже сорняк не должен пропадать даром. Им кормят гусей.

Изнуренная, беззубая старуха протягивает свои до крови израненные руки.

— Видишь, Тоничка, почему я отдала тебя из дому, погляди на меня, погляди на свою сестру, и ты была бы такая же, если б осталась здесь.

— Ага, ага, — подхватывает сестра, — тебе повезло, что ты отсюда вырвалась, здесь только и знай, что гни спину от зари до зари.

Тетя холодно и отчужденно молчит. Мне жутко, я не знаю, кто из них прав. И не могу себе представить, что эти три существа могут быть хоть чем-то связаны между собой, мороз пробегает по коже от ядовито-сладкого голоска, скользящего по ледяной корке равнодушия. Я приседаю и прячусь в бороздах, тетина шляпка и мамины развевающиеся волосы скрываются за горизонтом, я вскакиваю и мчусь вслед за ними.

В Прагу мы возвращались бесславно: тетя в последнем платье, мама — кожа да кости, она так и не сумела побороть отвращения к деревенской пище. Мама и представить себе не могла, какой сюрприз ожидал ее дома.

Папа получил от железной дороги квартиру в рабочем районе. Это было удобно, недалеко от его работы, можно было прибежать домой пообедать.

— У тебя будет отдельная кухня и комната. Кухня маленькая, зато комната преотличная. И у каждой семьи свой садик.

— Ну да-а? — недоверчиво протянула мама.

Это было слишком уж заманчиво, она предчувствовала какой-то подвох. И не ошиблась. Я же страдала оттого, что так и не видела наше новое жилище в первозданном его виде. Папа прежде всего поменял полы, источенные древоточцем, и разорил плиту, где ютились тучи черных и рыжих тараканов.

Но и эта мера не дала желаемых результатов: мама еще долгие месяцы терла, скоблила, сыпала порошки, раскладывала шарики, вешала липучки — тараканы пугали нас своими усищами, появляясь из невидимых щелок в самые неожиданные и неподходящие моменты.

— Я тут рехнусь, — кричала мама, — и это у тебя называется комнатой и кухней!

— А разве тараканы — это клопы? — отбивался папа. — Ведь они же тебя не кусают? Сами рады, что успели удрать! Просто жуки, как всякие другие жуки.

Да, это так. Если подходить к вопросу объективно, тараканы действительно жуки, и жуки очень черные, очень усатые, а впрочем, даже довольно красивые. Не могу выносить лишь, как они хрупают под ногами.

Я искренне хотела бы уничтожить их, но просто не в состоянии додавить до конца, я отскакиваю, и полураздавленный таракан крутится по полу; круговое движение черного по красному кирпичу приковывает мой взгляд, я зажмуриваюсь, вытягиваю ногу, чтоб прикончить его муки, но не могу и удираю.

— Крысы тебя не устраивают, — вздыхает папа, — тараканов ругаешь, я просто не знаю, чего же ты все-таки хочешь?

В Бубенече крысы плодились и размножались в конюшнях и лезли в наши дома, в Голешовицах они потрусливей, прячутся в канализации. Зато тараканы неистребимы.

Однажды явилась расфуфыренная тетя Тонча; таракан, оторвавшись от косяка, свалился ей прямо на новенькую шляпку. У тети легкий характер, она без смущения стряхнула его и раздавила.

— Как слива, — промолвила она с удовольствием.

Мама ломает руки: что, если в гости придут какие-нибудь нужные люди? Но она зря беспокоится, к нам навряд ли может прийти кто-нибудь, не знающий, что такое тараканы.

Думаю, что никакие силы не принудили бы маму сменить тихий и зеленый Бубенеч на задымленные Голешовице. Но ни деревенский воздух, ни хорошее питание Павлику не помогли, врач направил его в больницу в Лужи-Кошумберк. Маму убивала пустота в доме, тысячу раз на день выглядывала она в окно, надеясь увидать мальчонку, карабкающегося на забор или спускающего червяка в канализацию.

Маме необходимо было убежать от воспоминаний, уйти оттуда, где она была счастлива. Ее война с насекомыми на самом деле была борьбой против судьбы. Мама терла и скоблила, чтобы прогнать тени, чтобы воспоминания перестали терзать ее.

НОВЫЕ ДРУЗЬЯ

Не помню точно, когда братишка исчез из моей жизни. Вдруг его не стало рядом, и я не почувствовала утраты. Меня захватили новые впечатления. Безболезненно прошла и разлука с товарищами; Пепика я потеряла из виду — навсегда, Франтишека встречала восемь лет изо дня в день в коридоре гимназии. Мы проходили мимо, не здороваясь, наши детские «играй, играй, играюшки» воздвигали между нами непреодолимую стену.