Возвращение брата лишило меня кое-каких привилегий. Мне уже не перепадала капустная кочерыжка, не удавалось вылизать миску из-под творога, пожевать обертку от красного мармелада, который считался клубничным, хотя в нем можно было обнаружить и яблочные зернышки, а мое любимое лакомство — хребет сардинки — теперь обсасывал братишка.
Но вместе с тем его приезд принес мне и ряд выгод. На нашем столе стали появляться блюда, до сих пор не виданные: то кусочек ветчины, то сдобная булка, то картофельный салат с майонезом или анчоусы с луком. Я лакомилась вместе с братом, и суп с жирной заправкой казался мне теперь еще более противным.
Я очень быстро сообразила, что брата можно использовать как таран там, где меня постигла бы неудача. Достаточно его лишь чуть-чуть подтолкнуть. А мама сдавалась перед первым же его всхлипом.
Этим подлым способом я добилась воплощения самой страстной мечты своей еще коротенькой жизни.
Однажды орава ребятишек гоняла по всему поселку черного котенка. Камни так и свистели — ведь черная кошка приносит несчастье. Избитое и запуганное насмерть животное прибилось к моим ногам, я схватила котенка и захлопнула двери. Бедняжка был так перепуган, что безропотно лежал в моей кукольной коляске.
Я катала коляску, и черная голова с янтарными глазками красиво выделялась на красной в цветочек подушечке, бархатные лапки беспомощно лежали на одеяльце, и лишь усики чуть-чуть подрагивали. Каждую минуту я наклонялась к своему ребеночку, и он ласково мурлыкал. Когда я дотрагивалась до него, мурлыканье усиливалось.
Я была наверху блаженства.
— Мама, ведь он у нас останется? Да?
— А что мы будем делать с кошкой?
— Мама, не можем же мы ее выбросить!
— Как скажет папа.
Папа возвращается после шести, весь день я вожу свою коляску, любуюсь спящим зверьком, и сердце мое тает от счастья и замирает от страха. Я мечтаю, чтобы время остановилось, чтобы со мной рядом навсегда осталось это ласковое созданье, я мечтаю, чтобы время ускорило свой бег и принесло решение.
— Кошку? — удивился папа. — А кто будет за ней убирать? Ты спросила у мамы?
— Да-а-а, она не хочет.
— Вот видишь! Значит, оставлять нельзя.
Как я ненавидела их обоих. Отца и маму. Один другого стоит: оба принуждают меня выкинуть живое существо, которое ищет защиты у моих ног, подставляет израненную головенку под ладонь, живое существо — такое бархатистое, такое чудесное, такое прекрасное, доверчиво сидящее в моей коляске. Мне не надо никаких подарков ни к первому, ни на николин день, мне нужна только эта мурлыкающая прелесть.
Мои слезы капают на кошкину шерстку, я размазываю их ладошкой, мир холоден и враждебен. Это я! Это в меня с криками и воплями летят камни, это я! Это меня обласкают в последний раз и предательски отдадут на растерзание злу. Это я пою свою последнюю песенку, это меня схватят за шиворот и выкинут через забор. Я боюсь, я вся съежилась, я еле дышу, а довольный котенок тянет и тянет свою песенку под моей ладонью.
— Возьму-ка его к себе, бедненького, — предлагает тетя Тонча, — а ты будешь приходить играть с ним.
Она берет котенка на руки, а Каю за руку, я иду проводить их, котенку я больше не нужна, он доверчиво притулился в ямке тетиного локтя и все поет, все поет.
Я возвращаюсь домой, и у меня такое чувство, будто огромный зверь прогрыз у меня в голове дырку и высосал содержимое, я — пустое яичко, я только скорлупа.
Наше сияющее окно — губительный огонь, и моя пустота сгорит здесь дотла, превратится в пепел.
Черный котенок вскоре превратился в кошку, которая, к великому тетиному удивлению, в один прекрасный день окотилась. Когда тетя спускала в унитаз слепых котят, она слышала их жалобный писк еще из трубы. Сердце ее смягчилось — теперь у нее стало три кошки: одна черная и две серых в полоску.
— Послушай, Павлик, — начала я обрабатывать брата, когда мы были в саду одни, — у тети Тончи три киски, а у нас ни одной, у нее две маленьких и одна большая. Тебе хочется кошку?
— Она большая, как Белина?
— Нет, вот такая малюсенькая. Серенькая. Мурлычет и мяукает: мяу, мяу. Одну зовут Гонза, а другую Минда. Ты какую хочешь?
— Лучше Минду.
— Скажи маме.
Стоило ему только заикнуться о Минде, как мама тут же побежала к тете Тонче. Ей и в голову не пришло спрашивать разрешения у папы, она просто забыла свою дипломатическую отговорку. Через полчаса мама принесла серенький клубочек, чудесный пушистый комочек с янтарными глазами.
Наконец-то у нас есть кошка! Наконец я счастлива, так бесконечно счастлива! Но только счастье мое — капризное. Минда полюбила брата. У Павлика всегда повышена температура, а кошки любят тепло. Он греет, как печь. Минда облюбовала себе ложбинку в его коляске, свертывалась там в клубочек и мурлыкала.
Я брала ее на руки, прижимала к себе, тискала, а в ответ получала одни лишь царапины. Минда явно отдавала предпочтение брату и не разделяла моей горячей любви.