– Ты бы опоздал, – сообщил Венедикт. – Казни начались на рассвете. Нас предупредила Джульетта. – Вернее, она предупредила Алису, а та предупредила остальных.
Маршалл отшатнулся.
– Что? Нет. Нет, мой отец сказал…
– Твой отец солгал. – Как и Маршалл. Как Маршалл, похоже, делал все чаще и чаще.
– Я… – Маршалл запнулся. Он тоже повернулся к окну – кажется, его тоже раздражало то, что на ковер льется вода. – Тогда зачем ты пришел сюда, Веня? Зачем явился на территорию врага?
– Чтобы спасти
– Конечно, это мое имя.
Эту последнюю фразу Венедикт пробормотал вслух.
– Сео – это фамилия моей матери, – продолжил Маршалл, закрыв окно. – Я решил, что мне будут задавать меньше вопросов, если подумают, что я бежал из Кореи после того, как ее захватили японцы, и что я сирота. Это было легче, чем объяснять, что на самом деле я вырос в Китае, в сельской местности, и сбежал оттуда, потому что не хотел жить с моим отцом – деятелем Гоминьдана.
– Ты должен был мне сказать, – тихо проговорил Венедикт. – Ты должен был мне доверять.
Маршалл повернулся, сложив руки на груди.
– Я доверяю тебе, – пробормотал он, пробормотал тихо, что было на него не похоже. – Просто я бы предпочел иметь иное прошлое, такое, которое я выбрал бы для себя сам. Разве это так уж плохо?
– Да! – рявкнул Венедикт. – Да, если из-за этого мы не знали, что ты окажешься в опасности, когда в город войдут войска Гоминьдана.
– Оглянись. Разве здесь мне, по-твоему, грозит опасность?
Венедикт не смог ответить сразу – он боялся, что его слова прозвучат слишком резко – не так, как он хочет. Прежде он никогда об этом не беспокоился, когда речь шла о Маршалле, его лучшем друге. Потому что был уверен – Маршалл его поймет, какими бы сумбурными не были его мысли.
Но сейчас дело обстояло не так – сейчас им владел страх.
– Нам надо уйти. Рома и Джульетта ждут нас на Бунде, собираясь отплыть, но гоминьдановцы уже отправили за ними людей, чтобы схватить их. Если мы будем тянуть, то либо город закроют из-за военного положения, либо Джульетту схватят и уведут.
– Я
Где-то в доме начали бить напольные часы.
– Лгал мой отец о времени начала волны репрессий или нет, неважно, – продолжал он. – Важно другое – то, что членов банды Белых цветов потащат в тюрьму, где они, как и коммунисты, будут ожидать казни независимо от того, сотрудничали они с коммунистами или нет. Я могу это предотвратить. Нашим не придется бежать.
Маршалл явно пребывал в приподнятом настроении от осознания своей новой роли. Венедикт не колебался.
– За все время, что я знаю тебя, мне никогда не приходило в голову, что ты можешь принять такое глупое решение, – сказал он.
У Маршалла вытянулось лицо.
– Почему глупое?
– Потому что они лгут! – воскликнул Венедикт. – С какой стати им позволять Белым цветам выжить, если они состоят в союзе с Алой бандой? Наша песенка спета, Маршалл, нам крышка. Наша банда лежит в руинах, и обратной дороги нет.
– Нет, – решительно возразил Маршалл. – Нет. Ты знаешь, сколько насилия я наблюдал в нашем городе, когда был фантомом? Вид, открывающийся с крыш, очень отличается от вида с улиц, и я видел все. И, несмотря на кровопролитие, я видел, как заботится о нас каждый Белый цветок, заботится о
– Значит, вот что это такое, да? – Венедикту хотелось подойти к своему другу и хорошенько встряхнуть его, но он знал, что если в качестве метода убеждения применит физическую силу, то упрямство Маршалла только возрастет. – Демонстрация твоей верности банде, которая пригрела тебя? Дело не в Белых цветах, Марш, а в том, во что мы верили – в
Маршалл с усилием сглотнул.
– Здесь у меня есть власть и влияние просто по праву рождения. И ты просишь меня бросить это, отказаться от возможности помогать людям?
– Какая от тебя может быть помощь? – Венедикт не собирался этого говорить, это вырвалось само. – Неужели ты пойдешь и станешь убивать рабочих, лишь бы завоевать доверие отца? Или избивать коммунистов ради того, чтобы добиться свободы для Белых цветов?
– Зачем ты так?
– Затем, что дело того не стоит! Власть и влияние того не стоят! Ты заключаешь сделки, идешь на компромиссы, но ничего не получаешь взамен. Рома бежит от этого, Джульетта тоже. Так почему же ты думаешь, будто
На лице Маршалла отразилась обида.
– Значит, я, по-твоему, слишком слаб, да?