Наш неоконченный роман. Молчун ты мой любимый

Пожилой дядечка с удивительно добрыми, но печальными, и, в тоже время, лукавыми глазами (прямо Пан²⁰ с картины Врубеля!), Константин Аркадьевич, поспрашивал Шурочку о том, о сём, и она сама не заметила, как заснула. Впервые за месяц заснула глубоко, без сновидений. А проснулась бодрой, отдохнувшей, будто сбросившей с плеч тяжкий груз, помолодевшей лет на десять! Ну, если не на десять, то на пять точно. Очень удивилась, что прошло всего полтора часа, и смутилась, что так получилось. Кинулась было извиняться, но Константин Аркадьевич

её остановил, сказав, что это очень хорошо, что она поспала.

С тех пор их встречи стали повторяться еженедельно. Шурочка их ждала как манны небесной²¹. А рассказать Константину Аркадьевичу ей всегда было что, потому что даже в объективно позитивных событиях она умудрялась находить поводы для очередных комплексов и страхов. И рассказать о них почему-то оказалось проще чужому человеку, чем поделиться и спросить совета у мамы или Олеси. Впрочем, Олесе Шурочка звонила, но та ударилась в воспоминания о собственных ощущениях в первые месяцы жизни дочери, и своими страхами – а хорошая, правильная ли она мать, Шурочка с ней так и не поделилась.

Тимур Георгиевич теперь старался на работе не задерживаться. Спешил поужинать и освободить Шурочку от хлопот о сыне. Шурочка чувствовала себя не нужной. Её грудь Лёвушка наотрез отказывался принимать, как только начался прикорм. И то, право, кому охота напрягаться, если из бутылочки течёт легко и сколько хочешь? И по вкусу больше нравится (сцеженное материнское молоко, которое едва хватало на одно-два кормления, пил, кривя губы). Менять пампесы и пеленать у Тимура Георгиевича получалось не хуже, чем у жены, а подмывать и купать даже ловчее.

Шурочка вслушивалась в сюсюкающий голос мужа и клёкот сына, немного напоминающий смех, и ей становилось ещё горше. Она чувствовала, как тает сердце Тимура Георгиевича от любви к сыну, и понимала, что у неё-то оно не тает. Да, она любит Лёвушку, готова жизнь за него отдать, выцарапать глаза любому, кто посмеет сказать о нём не доброе, всё для него сделать, чтобы он рос счастливым, но… Но вот не такая эта была любовь, как надо. Чувствовала Шурочка, что не такая. «Не такая», а «какая» объяснить не могла. Не мужу, конечно, об этом они с ним не разговаривали, а себе и Константину Аркадьевичу.

Психотерапевт разложил страхи Шурочки по полочкам, рассказав о типах взаимоотношений матери и сына. Шурочка с удивлением услышала, что таких типов аж пять²²! Себя безоговорочно отнесла к типу «отстранённой матери» – не уверенной в себе, всё время боящейся сделать что-то неправильно. И, как следствие, как оказалось, рискующая вырастить из сына недоверчивого и циничного мужчину. Один недоверчивый мужчина в их семье уже был – муж, второго получить не хотелось.

Из оставшихся вариантов больше всего Шурочке понравился тип «доброжелательная мать», чьи сыновья умеют строить счастливые отношения с женщинами. Но для этого, оказывается, Шурочка должна быть, в первую очередь, счастлива сама, не заморачиваться с самооценкой по любому поводу, иметь хорошие отношения с мужем. Тогда и сын для неё будет радостью, без завышенных требований к нему, но не единственным светом в окошке. Забота с любовью без излишней опеки – такой девиз Шурочке нравился. Только вот воплощение в жизнь этого варианта упиралось во взаимоотношения с мужем – проблема, которую Шурочка интуитивно чувствовала, но справиться с которой у неё пока не получалось.

Но – лиха беда начало! Теперь она чётко знала, к какой цели надо стремиться. И была не одна.

²⁰ – древнегреческий бог пастушества и скотоводства, плодородия и дикой природы. Пан родился с козлиными ногами, длинной бородой и рогами, и тотчас же по рождению стал прыгать и смеяться. Его отец – Гермес, отнес сына на Олимп и до того развеселил всех богов, что боги назвали его Паном, что по древнегречески означает – «великая радость». Врубель изобразил своего героя больше похожим на Лешего из древнерусских сказаний, а картину сам называл «Сатир», по имени лесного божества, жизнерадостного козлоногого существа. Сатир в греческой мифологии ленив и распутен, он проводит время в пьянстве и охоте за нимфами.

²¹ – происхождение фразеологизма имеет исторические корни. Во время бегства евреев из Египетского рабства через пустыню, пастух Моисей, возглавляющий поход, взмолился богу о даровании пищи измученным жарой и голодом людям. Согласно библейскому писанию, им была ниспослана «манна небесная», особая еда, буквально упавшая с неба, накормившая всех досыта. Это были своеобразные белые крупинки, похожие на семена кориандра, а также на бдолах – смолу одного индийского кустарника. Название «манна» произошло от того, что евреи спрашивали Моисея «Ман-гу?» – «Что это?». А тот объяснил им, что это хлеб, который дал бог. При поедании юноши чувствовали вкус хлеба, старики – меда, а дети – масла. До полудня можно было собирать манну, а затем она таяла под лучами солнца.