Наша прекрасная Александрия. Письма к И. И. Каплан (1922–1924), Е. И. Бронштейн-Шур (1927–1941), Ф. Г. Гинзбург (1927–1941)

Вы знаете, что знаменитая теория трагедии, по Аристотелю, требует непременно единства действия – для того, чтобы круг событий имел достаточно характерное лицо! Теория трагедии Аристотеля касается не одной лишь трагедии в узком и техническом смысле слова, но драмы в широком значении. Так вот, при изобилии драматизма в отдельных моментах Конгресса, в нем не откристаллизовывалось драмы, единства лица в нем не было, и поэтому остается говорить или о дробных частностях, отдельных докладах и эпизодах, или, говоря что-нибудь общее, уходить в речи лишь «по поводу Конгресса». По поводу Конгресса я стал бы говорить, конечно, то, что в нем коснулось меня и университетской физиологии в особенности. Это, прежде всего, очень важное для нас соприкосновение с физиологами Сорбонны, с супругами Лапик и их учениками. Проблема лабильности, руководящая нашими работами и исканиями, с другой стороны, хронаксия и все то, что вызвано ею в жизни на Западе и у нас. В двух направлениях и соприкоснулись эти линии: во-первых, в сближении «доминанта – субординация хронаксий», и во-вторых, в сближении «периэлектротон – субординация хронаксий». Первая пара выдвинута Лапиком в его докладе, сделанном в университетской лаборатории. Вторая пара выдвинута мною на основании сопоставления работ Н. П. Резвякова с последними плодами Сорбоннской школы. Как видите, в этих вещах я отмечаю определенный угол в деятельности Конгресса, важной в особенности с нашей точки зрения, но не представляющейся столь исключительной для других физиологов. Другой момент, также очень чувствительный специально для нас, заключается в том, что И. П. Павлов и еще более Л. А. Орбели принимали все зависящие от них меры к тому, чтобы оттеснить нас и университетскую физиологию от сколько-нибудь заметного участия в Конгрессе. В Организационный комитет от нас не было введено никого! Орбели доказывал везде, где мог, что в университетскую лабораторию конгрессистов пускать не следует; наконец, во время самого Конгресса он делал все, что мог, для предотвращения поездок к нам и вникания в нашу работу. Очень странно и загадочно наблюдать поведение этих господ в отношении нас!

Со своей стороны я предпочитал вести себя и наши дела так, как будто мы совсем не замечаем подвохов и интриганства с их стороны! Вы знаете, что я со своей стороны всегда относился к О. дружелюбно и старался поддерживать его, когда у него бывали затруднительные условия. Ну, как видите, и опять я говорю не о Конгрессе, а о чем-то «по поводу» его, но касающееся в особенности нас! В остальном же для каждого из нас Конгресс представляется множеством интересных докладов крайне многогранного содержания, множеством линий живого искания в разнообразнейших направлениях экспериментальной мысли. Кроме того, было очень много конгрессистов случайного характера. Я встретил, например, одного американского «библиотекаря», попавшего на Конгресс только потому, что его жена «врач», впрочем, тоже довольно далекий от физиологии!

Привет мой сердечный Вашим. Напишите мне о них! Надежда Ивановна низко Вам кланяется и благодарит за память.

Ваш А. У.

21

19 сентября 1936