Читаем Наше преступление полностью

Днемъ, нри бѣломъ свѣтѣ, при постоянныхъ забо-тахъ, тоска объ Иванѣ нѳ такъ чувствовалась; вечѳ-ромъ жѳ, когда, окончивъ работы, вся сѳмья собира-лась въ домѣ, въ прежде веселой, довольной избѣ Акулины поднимался нѳутѣшный плачъ. Плакала Аку-лина", плакала Катѳрина, ревѣли ребята, Маша при-читывала, какъ взрослая. И этотъ жуткій концертъ продолжался до тѣхъ поръ, пока сонъ не успокаивалъ до утра семыо. Не спала только одна Катерина.

Помимо всѣхъ заботъ -у Акулины появился пред-метъ новой тревоги и новыхъ думъ. Два вопроса, тѣс-но связанныѳ одинъ съ другимъ, мучали ѳѳ и день, и ночь.

Первый вопросъ — останется ли невѣстка жить при ней? Второй — отдадутъ ли сваты корову и овцу, вы-говоренныя за ней въ приданое?

Акулина полюбила нѳвѣстку и ей тяжело было выпустить изъ своѳго дбма умѣлую, добросовѣстную работницу, каковой была Катерина, обладающая при этомъ прямымъ, послушнымъ и ровнымъ характеромъ.

А разъ невѣстка осталась бы при ней, тогда и второй вопросъ самъ собой разрѣшился бы въ желатѳльную для нея сторону, потому что сваты тогда волей-нево-волѳй вынуждены будутъ отдать и приданое.

Съ болыпой осторожностью и, по своему обыкно-венію, вкрадчиво Акулина нѳоднократно заводила разговоръ съ невѣсткой по поводу ея плановъ на бу-дущее.

Она, поглащенная своими хозяйственными сообра-женіями, которыя являлись для нея и сѳмьи вопро-сомъ жизни, не могла понять того, что Катеринѣ, только что потерявшей мужа и потрясенной кровавымъ событіемъ, было вообще нѳ до плановъ.

На вопросы свѳкрови она, всегда нѣсколько удив-

лѳнная, отвѣчала °дно^^^*еіап-ка2ак ги

149

— Я отъ тебя, мамынька, йи худого слова нб слй-хала, ни косого взгляда не видала. Куда же миѣ ит-тить? Вжели не выгонишь, никуда нѳ пойду отъ тебя...

— Сама видишь, Катюшка, жалѣю тебя, ровно род-ную дочь. Сама видишь... — всегда отвѣчала Акулина.

Катерина всегда до ужаса боялась покойниковъ и съ самой той ночи, какъ узнала отъ Демина о не-счастіи съ мужемъ, она нѳ спала, послѣ же смерти Ивана къ ея горю и тоскѣ прибавилась ещѳ боязнь увидѣть покойника. Ей казалось, что умершій мужъ всегда находится при ней и ищетъ только случая заговорить съ нею. Поэтому тепѳрь, особенно вече-ромъ, она ье оставалась одна въ домѣ и не ложилась въ свою постель, а спала на полу вмѣстѣ съ семьей, при чемъ по бокамъ ея ложились Акулина и Маша, въ головахъ Аѳонька, а Гришутка въ ногахъ.

Леонтій, пріѣзжавшій на похороны Ивана, сооб-щилъ Катеринѣ, что мать ихъ при вѣсти объ убійствѣ зятя свалилась съ печи и такъ расшиблась, что про-лежала всѣ дни и встала на ноги только въ день по-хоронъ, а теперь Леонтій наказалъ сестрѣ черезъ одну черноземскую бабу, чтобы Катерина скорѣѳ пріѣхала спровѣдать старуху, потому что ей стало хуже.

— Надоть навѣстить сватью-то, доченька, — ска-зала Акулина невѣсткѣ.

Катерина съ лихорадочной поспѣшностью стала со-бираться въ дорогу, думая о томъ, какъ она встрѣ-тится съ матерью и какъ будутъ плакать вмѣстѣ.

— Ты поѣзжай, не ходи пѣшомъ, — сказала Аку-липа.

.. Въ избу со двора вошелъ Аѳонька.

— Да вотъ, Аѳонюшка,— обратилась она къ сыну,— зацряги-ка поскорѣѳ лошадку, да свези Катю въ Чер-ноземь. Наказывали, сватья занедужала.

Аѳонька недовольно шморгнулъ носомъ и намор-щился; лицо его приняло капризное выраженіѳ; тол-етая нижшм губа , оІвадА а.змеап-кагйк.-150

— Не поѣду я въ Черноземь! — въ неожиданномъ злобномъ азартѣ выкрикнулъ онъ, повѣсилъ шапку на гвоздь и, надутый, не раздѣвшись, сѣлъ на лавку.

— Да почему же тебѣ не поѣхать, Аѳоня?

— Не поѣду да и все тутъ! — упрямо проговорилъ онъ, стараясь'подобрать непокорную, дрожащую ниж-нюю губу.

— Такъ ты запряги только, а Гришутка свезетъ, — съ терпѣливымъ смиреніемъ сказала Акулина своему любимцу. — Свезешь, што ли, Гришутка?

— Да я и запрягу самъ. Што я безъ Аѳоньки не слажу, што-ли? — съ особой гордостью вызвался мальчикъ и, схвативъ шапку, побѣжалъ къ двери.

— Не дамъ гонять лошадь. Вотъ и все. Пущай Катя подождетъ до утрія. По утрію свезу ужъ... — рѣшительно, какъ заправскій хозяинъ, заявилъ Аѳонь-ка.—Штой-то ѣсть охота. Собирайте ужину, што ли? — добавилъ онъ, какъ бы подчеркивая, что вопросъ рѣ-шенъ и не подлежитъ пересмотру.

— Слышь, доченька, што говоритъ Аѳоня? Нонче лошадку-то и вправду уморили. По утрію свезетъ. Што тебѣ не подождать до утрія-то?!

— Нѣтъ, мамынька, [я уже собраЛась. Дойду и пѣпіомъ.

— Ну, какъ хочешь, доченька, поклонись сватьѣ-то и сватамъ.

Катерина вышла изъ дома передъ вечеромъ. Дулъ прохладный, влажный вѣтеръ, срывавшій съ деревьевъ пожелтѣвшіе рѣдкіе листья; по туманному пебу без-покойно ползли, то обгоняя, 'ГО смѣшиваясь другъ съ другомъ, сѣрыя и темно-сѣрыя тучки, иногда дарившія непродолжительнымъ, мелкимъ и частымъ, косымъ дождемъ. Онъ также внезапно начинался, какъ вне- ' запно и обрывался, точно вдругъ рѣшался разлиться во всю, но при первой же попыткѣ передумывалъ, и низко спустившееся солнце то на мгновеніе какимъ-нибудь краемъ показывалось^цріііап^ка^акДУ • 151

Перейти на страницу:

Похожие книги

Бог как иллюзия
Бог как иллюзия

Ричард Докинз — выдающийся британский ученый-этолог и популяризатор науки, лауреат многих литературных и научных премий. Каждая новая книга Докинза становится бестселлером и вызывает бурные дискуссии. Его работы сыграли огромную роль в возрождении интереса к научным книгам, адресованным широкой читательской аудитории. Однако Докинз — не только автор теории мемов и страстный сторонник дарвиновской теории эволюции, но и не менее страстный атеист и материалист. В книге «Бог как иллюзия» он проявляет талант блестящего полемиста, обращаясь к острейшим и актуальнейшим проблемам современного мира. После выхода этой работы, сегодня уже переведенной на многие языки, Докинз был признан автором 2006 года по версии Reader's Digest и обрел целую армию восторженных поклонников и непримиримых противников. Споры не затихают. «Эту книгу обязан прочитать каждый», — считает британский журнал The Economist.

Ричард Докинз

Научная литература
Четыре социологических традиции
Четыре социологических традиции

Будучи исправленной и дополненной версией получивших широкое признание критиков «Трех социологических традиций», этот текст представляет собой краткую интеллектуальную историю социологии, построенную вокруг развития четырех классических идейных школ: традиции конфликта Маркса и Вебера, ритуальной солидарности Дюркгейма, микроинтеракционистской традиции Мида, Блумера и Гарфинкеля и новой для этого издания утилитарно-рациональной традиции выбора. Коллинз, один из наиболее живых и увлекательных авторов в области социологии, прослеживает идейные вехи на пути этих четырех магистральных школ от классических теорий до их современных разработок. Он рассказывает об истоках социологии, указывая на области, в которых был достигнут прогресс в нашем понимании социальной реальности, области, где еще существуют расхождения, и направление, в котором движется социология.Рэндалл Коллинз — профессор социологии Калифорнийского университета в Риверсайде и автор многих книг и статей, в том числе «Социологической идеи» (OUP, 1992) и «Социологии конфликта».

Рэндалл Коллинз

Научная литература