Наше преступление

Парни съ проклятіями отошли отъ запертыхъ две-рей кабака.

Но прѳдусмотритѳльная природа такъ устраиваетъ, что почти всегда около большихъ паразитовъ пло-дятся и копошатся маленькіѳ.

Сбоку казенки на улицѣ торчали двѣ-три пере-носныя лавчонки изъ досчатыхъ ларей съ парусин-ными навѣсами.

Въ нихъ бабы изъ предмѣстья открыто, на закон-номъ основаніи торговали излюбленными закусками неприхотливыхъ посѣтителей казеннаго кабака, какъ-то: баранками, селедками, солеными огурцами, кон-фектами въ бѣлыхъ, махровыхъ оберткахъ, мятными пряниками, а изъ-подъ полы тайкомъ отъ властей пре-держащихъ приторгов/лвали водкой.

Это выгодное, но не совсѣмъ безопасное дѣло дер-жала въ своихъ рукахъ пожилая, низенькая, объеми-,стая и круглая, какъ арбузъ, мѣщанка съ толстымъ, одутловатымъ и желтымъ, какъ у скопца, лицомъ.

Ея товарки за обусловленную мзду только помо-гали ей улавливать пьяницъ и прятать концы отъ полиціи и далеко нѳ бдительнаго акцизнаго надзора.

Паукъ, соткавъ свого затѣйливую сѣть, какъ слу-чайно нрнлипшій комокъ грязи, притаившись гдѣ-ни-будь въ углу паутины, терпѣливо подсиживаетъ не-осторожныхъ мухъ; бараночница въ часы, когда боль-шой казенный паразитъ бездѣйствовалъ, подобно пау-ку, почти нѳ шевелясь, сидѣла на протертомъ соломен-номъ стульчикѣ, приткнувшись къ углу своей лавчоп-ки, сложивъ красныя; какъ омары, руки. на толстомъ

Ей меньше, чѣмъ пауку, приходилось затрачивать труда для улавливанія своихъ жертвъ. .

Для спившагося, распущеннаго мужичья роль сѣти съ успѣхомъ замѣняли ихъ собственныя глотки и утро-бы. Бараночницѣ приходилось только ждать, не зѣ-вать и въ нужный моментъ пустить въ ходъ свое профессіональное краснорѣчіе.

Парни отъ кабака подошли къ бараночницѣ съ требованіемъ продать имъ водки, уже заранѣе по опыту зная, что баба сдеретъ съ нихъ много лишку.

Бараночница оглядѣла" ихъ своими тусклыми, вы-цвѣтшими глазами и лѣниво, медлительно, точно мель-ничными ркерновами, пошевелила челюстями съ ввалив-шимся между толстыми щеками ртомъ въ видѣ опро-кинутаго рогами внизъ полумѣсяца.

— Я ничего спиртного не держу, — отвѣтила она, сладко зѣвнувъ, закрывая беззубый ротъ ла-донью. — Мы этими дѣлами нѳ займаемся. Нончѳ стро-го... — добавила она, глядя внизъ и въ сторону отъ парней.

— Чѳго брѳхтать-то зря, тетка? Нѳ знаемъ тебя, што ли? Небось, не впервбй у тебя покупать.

Бараночница, тяжко вздохнувъ, молча встала и, какъ откормленная гусыня, переваливаясь на своихъ короткихъ ногахъ, лѣниво подошла къ ларю, зорко оглядѣлась кругомъ и точно поворожила, потому что откуда-то вдругъ на прилавочкѣ очутилась цѣлая ше-ренга бѣлыхъ бутылокъ _съ соблазнительною влагой.

У парней разгорѣлись глаза.

Но это дивное видѣніе тѣшило глаза покупателей не болыпе десятка секундъ.

Хозяйка, едва роняя слова, запросила за каждую бутылку двойную цѣну. .

Парни ахнули и стали ругаться.

— А, вѣдьма проклятая, это сколько время коче-вряжилась, штобы подороже эапросить. А хочешь —

городового поаовекъ, ^і?шшш.еІап-кагак.ги 20

Вутылки такъ же мгновеино, такъ же волшебно и, казалось, безслѣдно исчезли, и мѣщанка онять уже сидѣла на стульчикѣ въ классической позѣ каменной бабы со сложенными на животѣ руками.

Парни обошли остальныхъ торговокъ, но тѣ со-чувственнымъ шопотомъ, кивая и подмаргивая, совѣ-товали имъ хорошенько попросить тетку Хіону.

Парни' опять вернулись къ арбузообразной мѢ-щанкѣ.

— Уступи, тетка, — говорили парни. — Грѣхъ шкуру драть съ своего брата-мужика.

Тутъ Хіона встала, да и то не сразу, и обнаружила болыпую поворотливость и недюжинную рѣчистость.

* — Вотъ вы все ругаетесь, што я беру лишку, а

гдѣ ужъ тутъ лишку?! «Еле-еле душа въ тѣлѣ». Остуда одна и болыпе ничего...

— Ну, врешь, тетка, будетъ лясы-то точить.

— Это вы, видно, любите лясы точить, а я люблю дѣло и безъ дѣла даромъ языкомъ не ляскаю. Вы бы прикинули хорошенько. Первое дѣло, и баба загнула одинъ красный палецъ, права выправи...

— Права? Какъ же, чорта лысаго! Кабы права, изъ-подъ полы не продавала бы...

— А за лавку-то права надо выправить, али нѣтъ?! — и мѣщанка продолжала вычислять, загибая пальцы. — За вино заплати, городовому сунь, акциз-наго задобри, вонъ, — махнула она рукой въ сторону товарокъ, — съ сусѣдками подѣлись. А сама-то, што собака на цѣпи, къ будкѣ привязанная, дѳнь-деньской сиди, терпи и жару, и погоду, и стужу. Все здо-ровье растеряла съ этой съ торговлей съ несчастной. Это што же задаромъ, по вашему? Мнѣ-то пить-ѣсть надоть, одёжа-обувка-то треплется. Вѣдь въ чемъ мать родила стоять тутъ не будешь...

— Го-го, тетка, — захохотали парни, — да покажи только тебя голую, такъ всѣ подохнутъ отъ страху.

Й на обрюзгломъ ліщѣ- Шг°^Беіап-ка&?. аківд

въ родѣ улыбки, но она бѳзъ перѳдышки продолжала частить языкомъ:

— Вотъ вы разочтите-ка всѳ, такъ мнѣ лишку-то всего ничего и останѳтся... А вы пришли сюда, да еще лаѳтесь. Вѣдь васъ никто по шѳямъ нѳ толкаетъ. Торгъ — дѣло вольное, и запросъ въ карманъ нѳ лѣзетъ. Не подходитъ моя цѣна, такъ отъ чужихъ во-ротъ есть поворотоъ. Идите себѣ, откуда пришли, а лаяться нечего. Право...