Наше счастливое время

В ночь бегства мы бродили по улицам Сеула. Было голодно и холодно, впереди – полная безнадежность. В одном из закоулков рынка мы присели возле мусорного бака и начали в нем ковыряться, пытаясь найти хоть какие-то остатки еды. Ынсу сказал, что ему страшно и лучше бы вернуться обратно. Я разозлился, но стерпел и предложил ему спеть: он очень это любил. И мы спели. Ынсу из-за слепоты не ходил в школу, поэтому единственной знакомой ему песней был государственный гимн, который мы исполняли на каждом утреннем сборе в детдоме. «Пока не высохнут воды Восточного моря, пока стоит гора Пэктусан, Бог будет вечно хранить нашу землю, славься, наша страна…» Ынсу помнил его наизусть аж до четвертого куплета! Помню, как в ту промозглую ночь мы пели и смотрели на небо, усыпанное звездами, напоминавшими холодный попкорн. Когда гимн закончился, Ынсу с улыбкой сказал: «Брат, у нас ведь хорошая страна, скажи?

Когда пою эту песню, мне почему-то кажется, что мы тоже становимся великими людьми…»

Глава 8

Утреннее пробуждение далось с трудом, голова раскалывалась. Золотые лучи, проникнув сквозь белые кружева штор, вытянулись до самой моей кровати. Я вдруг подумала: «А где я?» За окном виднелись ветви высокой магнолии. Однако вопрос «Что я делаю в своей комнате у матери в доме?» стал не таким насущным по сравнению с жуткой жаждой. Конечно, вспомнилось, как в этой комнате я впервые решилась покончить с жизнью, попытавшись перерезать вены на руках.

В детстве я ходила в католический храм и в анкете о семейном положении в графе «религия» писала, не задумываясь, «католичество». Сразу после рождения отец отнес меня в храм, и там мне дали имя Сильвия вместо Юджон. В те годы церковный устав строго запрещал проводить в храме отпевание самоубийцы. Потому что он считался убийцей, который покусился на жизнь, считая ее собственностью, но на самом деле дарованной Богом. На занятиях по библейским истинам монахиня объясняла, почему самоубийство считается убийством.

Начиная с «Поднимите руки, кто родился, потому что сам так решил!», затем – «Поднимите руки, кто сам решил, родиться ему мужчиной или женщиной!», и в завершение – «Кто из вас думает, что может умереть, когда ему захочется?» В пору взросления я страстно думала о самоубийстве. И в итоге решила, что у меня нет на это права. Я не знала, почему мой желудок не может переварить пищу и почему начинаются месячные. Не дано мне было знать, почему происходит расстройство кишечника и болит живот, отчего бьется сердце, почему гормоны, о которых нам рассказывали на уроках биологии, появляются и исчезают в определенное время. И, самое главное, не я вдохнула в себя жизнь. Выходит, мне – человеку – подвластно даже меньше, чем моему собственному мозгу… Прямо как у Декарта: «Я могу распоряжаться только своей мыслью», – эти слова были написаны на подставке для книг, которую я всегда носила с собой. А раз я не хозяйка сама себе, вот и получается: убить себя означает совершить убийство. К такому выводу пришла и я. Тем не менее в этой самой комнате я когда-то перерезала себе вены, чувствуя только одно: даже знание не может оградить от отчаянья. А еще я поняла, что Декарт был неправ: даже своими мыслями я не могла управлять, а обиднее всего было то, что все происходило совсем не так, как мне хотелось бы.

Захотелось попить хоть чего-нибудь, не важно, сока или воды, и я спустилась на первый этаж.

Когда я должна была перейти в старшие классы, отец купил участок земли в захолустье и построил дом, а теперь здесь ровными рядами выстроились высотки. В то время многоэтажек было немного, и в этой глухомани располагались многочисленные захудалые гостиницы, называвшиеся на старинный манер. Участок был куплен после того, как мой старший брат Юнсик стал жить отдельно, по-моему, в период новогодних праздников по лунному календарю.