– У меня тоже порой возникает вопрос, кто они. Те выродки, кто сорят деньгами в румсалонах[15]
, где куча народу и где в открытую вытворяют такие вещи, которые не пристало делать человеку, ведь он не животное, чтобы спариваться невесть где… Те, кто без стыда, нагло залезают руками под короткие юбки молоденьких девчонок и лапают их там до остервенения… А на следующее утро эти мрази своими профессорскими ртами, все еще хранящими запах лона продажных девок, вещают о том, что такое священная наука, и о несправедливом разрыве между бедными и богатыми нашего общества, и т. д. и т. п. …Когда в университете я встречаю этих сумасшедших тварей… Ведь это правда, что они толпами собираются в злачных местах, раздевают донага бедных несчастных девочек, которые вынуждены продаваться за деньги, заставляют их залезать на столы и изощряться, с помощью гениталий нарезая бананы и откупоривая бутылки. А сами любуются… Я хоть лично с этим и не сталкивалась, но в Париже французские друзья спрашивали, правда ли, что какие-то ублюдки то ли из ЦРУ, то ли сотрудники национальной обороны задержали в Корее участников демократического движения и подвергали их избиениям и издевательствам, связывали их по рукам и ногам, раздевали донага, заставляли проделывать унизительные вещи и даже подвергали сексуальным пыткам студенток чуть постарше меня. После таких вопросов я готова была провалиться сквозь землю… Тогда я тоже размышляла: эти твари – люди они или звери?.. Ну а убийцы? Конечно, нелюди. Чего там еще думать… Звери, да и только… А теперь ответь мне, пожалуйста. Какая категория нелюдей, которых я только что перечислила, имеет большую вероятность эволюционировать в человека?Как и все пьяные, я, кажется, не очень-то следила за выражением лица брата. Он вел машину молча. Я продолжила:
– Тогда я тебе подскажу. Одни как минимум признают, что они совершили преступление, и неважно, какие обстоятельства привели их к этому… А другие не только не признают, что совершают предосудительные действия, так они еще и всегда будут считать себя нормальными личностями. Первые всю жизнь расплачиваются за проступки, а вторые продолжают заниматься аморальными делами. И при этом причисляют себя к очень даже неплохим ребятам… Так какие же из них безгрешны?
– Ты нисколько не меняешься! Тебе сейчас вообще сколько лет? – воскликнул брат.
– Пятнадцать. – Я расхохоталась.
Он взглянул на меня с тем же прискорбным выражением, что и полицейские в участке, – до чего же непутевая, – и закурил. Я выхватила у него сигарету и затянулась. Он вздохнул и ничего не сказал.
– На то, что мне пришлось пережить пятнадцать лет назад, когда я по просьбе матери пошла к дяде в дом на Лунный Новый год, не обратил внимания никто из родных. Ты знаешь, почему я стала такой? Ты хоть знаешь, почему я докатилась до того, что три раза то лекарства глотала, то вены себе резала?! Я не могу понять и простить, что все вы – и мать, и вы, братья, и даже отец! – сделали вид, что ничего не произошло. Так же, как сегодня?! Стоило появиться старшему братцу, уважаемому прокурору, как на происшествие, из-за которого, естественно, должны были завести дело, просто закрыли глаза! Я думала, я умру! Нет, лучше было бы, если бы я умерла… Потому что все молчали, будто ничего не случилось. Мне понадобилось немного времени, чтобы понять, почему все так себя ведут. Ведь дядя был подающим надежды парламентарием от правящей партии, и, если бы не дядя, бизнес нашего семейства не развивался бы. Если бы он не делал поблажки, то и отец не смог бы идти на разные ухищрения: устраивать левые сделки, уклоняться от уплаты налогов, незаконно участвовать в торгах, злоупотреблять доверием и т. д.!
– Прекрати сейчас же!
Было заметно, что он долго пытался сдержаться. Он выхватил у меня изо рта сигарету и грубо потушил ее в пепельницу. Однако я была бы не Мун Юджон, если бы пошла на попятный.
– Тогда мне было всего каких-то пятнадцать лет… Теперь тебе понятно, почему я тогда хотела умереть и почему продолжаю сейчас? Тогда наша семья: мать, отец, мои братья, – вы были важнее, чем я… Ты вообще можешь себе представить, как мои родные поступили со мной?! Как сделали настолько несчастнее, что смерть показалась избавлением… И теперь ты говоришь, что
Брат вдруг резко развернулся. Я сильно качнулась и не смогла продолжить.
– Так никуда не годится, оставишь тебя сегодня одну – беды не миновать… – по-моему, пробормотал он.