Наше счастливое время

– У меня от одного взгляда на тебя начинает голова раскалываться и аппетит пропадает! И вот еще, раз уж довелось увидеться, скажи-ка мне, чем это тебе прокурор Кан не угодил?

Я громко расхохоталась. И, смеясь, должна была в очередной раз признать, что люди (я не исключение) не меняются. Прошлой ночью брат был прав. Мать, перенесшая операцию и стоящая на пороге смерти, и дочь, чудом ее избежавшая и наконец появившаяся в доме матери, остались прежними, встречая одинаковое утро. Возможно, в этом мире только это и остается неизменным.

– Я, как и ты, не люблю мужчин, которые выросли в семье простолюдинов. Ведь и ты, по правде говоря, всю жизнь гнушалась отца с тетей. Вот и я, видимо, взяла это от тебя, – пробормотала я сквозь зубы.

Мать в такт музыке слегка встряхнула плечами, а потом взглянула на меня с таким выражением, будто я – инородный объект.

– Вот-вот! Ты точь-в-точь вылитая тетя!

Я хотела сдержаться, но почувствовала, как во мне вскипели все мои детские обиды. Ох уж этот железный тон! Оставаться здесь больше не было смысла. Хоть я и пыталась себя убедить тем, что это все-таки день рождения, это не помогло разрушить крепкую стену между нами, воздвигнутую прошлым… Возможно, для ее обрушения требовалось еще какое-то время. Но зачем пенять на время, если не было желания все исправить? А когда оно возникало, то намертво укоренившиеся замашки с легкостью сводили всё на нет. И мамин день рождения, и даже неизвестно когда предстоящие поминки не могли изменить ситуацию. Отходя от рояля, я бросила:

– На тебя я похожа. Думала, на тетю. Но нет… твоя копия, один в один! И поэтому я сама себе противна!

Как и всегда, я сыграла роль неблагодарной дочери. И теперь мать за ужином будет без конца жаловаться братьям на то, что я пришла и расстроила ее, испортила ей все праздничное настроение, сократила годы ее жизни и тем самым нанесла им невосполнимый ущерб. Невестки будут неловко жевать еду, пытаясь скрыть, как им все надоело, а братья с подобающим терпением и почтением будут изо всех сил стараться выслушать до конца престарелую и обессилевшую мать. Потому что она в любом случае не остановится, пока не выговорится. К тому времени ужин подойдет к концу, и кто-то, подыскав предлог, словно студент, закончивший ненавистные занятия, встанет первым, а за ним быстренько разойдутся и остальные. И тогда мама закончит этот день не пожеланием доброго сна, а воплями и криками без причины на бедную девушку-домработницу. Ей бы рассказать о том, как ей одиноко, показать, как ей хочется, чтобы кто-то был рядом и дарил ей любовь, отвечал теплом на ее заботу, но она будет вопить о треснувшей чашке и непротертом трюмо… Я не смогла бы остаться в этом доме до вечера. И как подросток, который уходит из дома, поругавшись с родителями и громко хлопнув дверью, я назло громко топала, поднимаясь за сумкой на второй этаж. Но когда уложила вещи и собиралась уже выйти, в моей душе заскребли кошки – со мной происходило что-то непонятное.

Синий блокнот 09

Мы существовали, словно вымокший мусор, прибежищем которому служат глухие закоулки города. Там же обитали подобные нам ребята – руководил ими дядька лет за сорок, он и нас устроил на ночлег. Взамен мы должны были бродить по подземке, базарным площадям и заниматься попрошайничеством. Ынсу был слепой, поэтому люди проявляли к нам особую щедрость. Всю ночь напролет мы корпели над плотным картоном, выводя: «Мой младший брат – слепой. В деревне, еще ребенком, он отравился лекарством и перестал видеть…» Сердобольные мужчины и женщины подавали нам деньги. Наконец наступил день рождения Ынсу. Я уточнил, чего он хочет из еды, и брат попросил обожаемую им лапшу в стаканчике. А дядька, которого мы звали Черный, хоть и не отказывал нам в лапше, в стаканчиках ее не покупал – стоило дорого, а лапши в нем было всего ничего. Однажды ночью я попытался украсть коробку лапши в лавчонке на углу, которую я успел приметить раньше, шатаясь по рынку. Меня поймали с поличным: хозяин завопил, я схватил коробку и дал дёру, но вместо меня схватили Ынсу, стоявшего в растерянности неподалеку. Хозяин накинулся на него с кулаками, брат ревел и звал меня снова и снова. Был бы я один, удрал бы без проблем, но не мог же я бросить моего бедного Ынсу. Я вернул лапшу хозяину и принялся умолять отпустить нас. Он заявил, что это уже десятая пропавшая коробка, и потащил нас в полицейский участок. Там все кричали, что таких паршивцев нужно как следует проучить, и, сколько бы мы ни клялись, что остальные коробки украли не мы, нас отправили в колонию для несовершеннолетних. Ынсу пошел как мой подельник. И тогда я твердо решил, что больше никогда не буду унижаться и упрашивать. Ведь единственный путь выжить – это обладать деньгами и силой.

Глава 9