Асикага Такаудзи выступил против императора, которого он помог восстановить, успешно сражался с войсками, посланными для его усмирения, заменил Го Дайго марионеточным императором Когоном и установил в Киото сёгунат Асикага, которому предстояло править Японией на протяжении 250 лет хаоса и периодических гражданских войн. Следует признать, что частично эти беспорядки были вызваны более благородной стороной диктаторов Асикага — их любовью и покровительством искусству. Ёсимицу, устав от раздоров, обратился к живописи и стал не последним художником своего времени; Ёсимаса подружился со многими живописцами, субсидировал дюжину видов искусства и стал настолько тонким ценителем, что произведения, отобранные им и его приближенными, и сегодня являются самыми желанными призами для коллекционеров.41 Тем временем, однако, прозаические организационные задачи игнорировались, и ни богатые сёгуны, ни обедневшие императоры, похоже, не могли поддерживать общественную безопасность и мир.
Именно этот хаос и расхлябанность жизни, а также призыв народа к вождям, которые могли бы придать ему порядок, породили трио знаменитых в японской истории буканьеров. По преданию, в юности Нобунага, Хидэёси и Иэясу решили вместе восстановить единство своей страны, и каждый из них дал торжественную клятву, что будет подчиняться как вассал тому, кто из них получит согласие императора на управление Японией.42 Нобунага попытался первым и потерпел неудачу; Хидэёси попытался вторым и умер, не дождавшись успеха; Иэясу не спешил, попытался последним, основал сёгунат Токугава и положил начало одному из самых долгих периодов мира и одной из самых богатых эпох искусства в истории человечества.
V. ЛИЦО ВЕЛИКОЙ ОБЕЗЬЯНЫ
Королева Елизавета и Акбар, как поучительно говорят японцы, были современниками великого Хидэёси. Он был крестьянским сыном, известным своим друзьям, а затем и подданным как Сарумэн Кандзя — «Обезьянье лицо»; ведь даже Конфуций не мог соперничать с ним в уродстве. Не сумев приучить его к дисциплине, родители отправили его в монастырскую школу, но Хидэёси так издевался над буддийскими священниками, поднимал такие беспорядки и мятежи, что его изгнали. Он обучался различным ремеслам и был уволен тридцать семь раз;43 Стал разбойником, решил, что по закону можно украсть больше, чем против него, поступил на службу к самураю (т. е. «человеку с мечом»), спас жизнь своему хозяину, после чего ему разрешили носить меч. Он поступил на службу к Нобунаге, помогал ему не только умом, но и храбростью, а когда Нобунага умер (1582), встал во главе беззаконных повстанцев, отправившихся на завоевание родной земли. За три года Хидэёси стал правителем половины империи, завоевал восхищение бессильного императора и почувствовал себя достаточно сильным, чтобы переварить Корею и Китай. «С корейскими войсками, — скромно объявил он Сыну Неба, — при поддержке вашего выдающегося влияния, я намерен подчинить себе весь Китай. Когда это будет сделано, три страны (Китай, Корея и Япония) станут единым целым. Я сделаю это так же легко, как человек сворачивает кусок циновки и уносит его под мышкой».44 Он очень старался, но один злодей-кореец изобрел металлический военный корабль — предварительный плагиат «Монитора» и «Мерримака» — и уничтожал один за другим корабли с войсками, которые Хидэёси отправил в Корею (1592). Семьдесят два судна были потоплены за один день, и само море окрасилось кровью; еще сорок восемь судов были причалены и покинуты японцами, а победители сожгли их дотла. После нерешительного чередования успехов и поражений попытка завоевания Кореи и Китая была отложена до двадцатого века. Хидэёси, по словам корейского короля, пытался «измерить океан в раковине петуха».45
Тем временем Хидэёси успокоился, чтобы наслаждаться и управлять учрежденным им регентством. Он обеспечил себя тремя сотнями наложниц, но значительную сумму выделил крестьянской жене, с которой давно развелся. Он разыскал одного из своих прежних нанимателей и вернул ему с процентами деньги, которые украл у него во времена ученичества. Он не осмелился просить согласия императора на принятие им титула сёгуна, но современники дали ему в качестве компенсации имя Тайко, или «Великий государь», которое в результате одной из странных словесных одиссеи, характерных для филологии, вошло в наш язык как «магнат». «Хитрый и коварный до невозможности», — так охарактеризовал его один миссионер,46 он ловко разоружил народ, приказав отдать все металлическое оружие в качестве материала для колоссальной статуи — Дайбуцу, или Большого Будды, из Киото. Судя по всему, он не имел никаких религиозных убеждений, но не прочь был использовать религию в амбициозных или государственных целях.